Пушкин оттеняя в Пугачеве и эту черту характера русского человека, хорошо помнил, видимо, наблюдения Радищева: «Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив: и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать».124
Предметные уроки крестьянского восстания 1773-1774 гг., его противоречия и их социально-политический смысл волновали Пушкина в «Капитанской дочке» не в меньшей степени, чем в «Истории Пугачева».
Естественно поэтому, что роман, вытесненный на некоторое время из творческого календаря Пушкина научно-исследовательской работой, вновь оказывается в центре его внимания тотчас же после опубликования «Истории Пугачева». Материалы, собранные и критически освещенные Пушкиным в его исторической монографии, политически и литературно были так значимы и богаты, так свежи, так многообразны, что поэту, казалось бы, не было нужды в процессе его работы над романом выходить из круга первоисточников его книги, утруждать себя новыми историческими разысканиями.
Однако, чем внимательнее вчитываемся мы в материалы архива Пушкина, тем явственнее определяется изначальный параллелизм его не только творческих, но и собирательских интересов. Из многих тысяч документов, просмотренных Пушкиным в архивах Петербурга, Москвы, Казани, Оренбурга и Нижнего Новгорода, он отбирает для копировки лишь наиболее значительные, наиболее колоритные, наиболее характерные, причем этот отбор с самого начала производится не только под специальным углом зрения историка и источниковеда, но с учетом запросов исторического романиста. Так, явно для будущего романа, а не для «Истории Пугачева», Пушкин копирует в 1833 г. такой замечательный бытовой документ, как «Реестр» убытков, понесенных неким надворным советником Буткевияем во время захвата пугачевцами пригорода Заинска. Приводим этот неизвестный документ полностью.125
Кобыл больших 65 ценою — на 780 рублей.
Трех и двух лет 21 ценою — на 5 р.
Коров больших нетельных 58 — на 230 ру<блей>.
Три седла черкасских с кожаными подушками, с хометами, войлоками и подметками и 3 узды ямских и сыромятных ремней с медными пряжками — на 8 рублей.
Котлов медных 3, в 4 ч., 1 ведро весом 1 п. — на 10 р. 70 к.
Гусей 20, 4 уток, 45 кур русских — на 8 р. на 80 к.
Людской одежды пять шуб бараньих на 7 р. — на 50.
Епанечь валеных — на 3 р.
3 пары суконных онучь — на 1 р.
5 п. шерстяных чулок — на 60 коп.
Три шапки — в 60 коп.
Холстов на 3 р. посконных.
Сена поставленного 38 стогов — на 76 рубл.
Овса 30 четв.<ертей> — на 25 р.
Два человека дворовых.
Спасителев образ в ризе и серебряном окладе.
Казанская богоматерь в окладе с жемчугом — на 330 рублей.
Экипажу: сундук кованный железом с внутренним замком на 5 рублей; в нем: три п. кафтанов немецких 1) люстриновая, вторая кофейная — на 25 р.
Епанча суконная, алая, обложенная золотым прорезным позументом, — 65 р.
Два тулупа, один
Два халата, один хивинский, другой полосатый — на 20 рубл.
Три кофты с юбками тафтяных — на 90 р.
Салоп штофный на лисьем меху — в 50 р.
Мантилья черная на сибирских белках — 26 р.
Платков штофных три, тальянских пять на etc, ситцевых — на 40 р.
Косынок шелковых — на 10 р.
Черевиков, шитых золотом — 9 руб.
Башмаков шит. зол. 2 п. — на 4 руб.
12 рубах мужских полотняных с манжетами — на 60 р.
Скатерти и салфетки — на 45 р.
Одеяло из лисьих хвостов, другое из барсучьих — 26 руб.
Одеяло ситцевое, другое на хлопчатой бумаге — 19 руб. etc.