Капитаны (СИ)

Вечер окутывает спальню флёром интимности. Хоть оба капитана знают, что не так далеко, буквально за стенами, размещены их люди, а по коридорам наверняка ходит Гилберт, однако всё же комната закрыта, и какое-то время они могут быть только вдвоём. Одеяло шуршит, укрывая кожу от прохлады, что лишь усиливается, стоит вьюге заискивающе прокрасться рядом с вихрем снега. Но холод не страшен, когда рядом горячее сердце, что поддерживает биение другого. Шёпот мешается со сбитым дыханием, прикосновения – с поцелуями. Будто сообщающиеся сосуды их ласки, любовная нега и забота циклично возвращаются друг к другу, и, в конце концов, комната наполняется маятным жаром.

Наваждение постепенно спадает, словно форменный зелёный плащ с “Крыльями свободы”, отдавая бразды правления неспешной нежности. Аккерман клюёт её в губы, отстраняется, убирая завитой каштановый локон со лба. И рассматривает, потому как не может усладиться: Кaта улыбается ему, так открыто, до боли уязвимо. Наверное, решает, Леви, сейчас он выглядит также: весь без брони, без тени тайн, без маски “замкнутого, сосредоточенного капитана”. Но с ней ему не страшно рушить стены.

Аккерман проходится рукой по женскому плечу, оглаживает, разогревает.

– Ты восхитительна, любовь моя… – шепчет Леви, с особенным удовольствием заглядывая в нежные зелёные омуты. Она сладко расплывается в более широкой улыбке, что у уголков глаз собираются мелкие морщинки, с радостью видя, как тень настороженности ускользает с его лица – расправляется складочка меж бровей. Почему-то Леви всегда важно знать, всё ли в порядке, и Кaта потакает этой привычке.

Зимние сумерки, безраздельно царящие в спальне в столь поздний час, кажутся приветливыми. Катрина ещё пытается отдышаться, когда слышит краем уха скрип в коридоре – видимо, смотритель дома идёт мимо комнаты к чердачной лестнице. Леви тоже слышит – она уверена, может заслышал даже скорее неё – судя по тому, как напрягаются его плечи. Инстинкты охотника. Он замирает, прищуривается, но не перестаёт касаться, ласкать её распаренную кожу ладонью, просто взгляд голубо-серых глаз становится чуть отстраненным, замирает на маршрутной проекции Гилберта, словно Аккерман за человеком через стены следит. Опасный. Хищный. Её. Что-то необычайно трогательное скользит в этом рефлекторном жесте. И Кaта маятно улыбается, любуясь. Шум шагов недолог, быстро стихает.

– Леви… – она смело скользит ладонью по его щеке, рассеивая морок: хоть они и за стенами, всё же, сейчас зима, а в доме – два передовых отряда разведки и один снабженец. Им можно отвлечься, хотя бы ненадолго. Капитан невольно моргает быстро, отрезвлённо, как после сна. И наконец вновь смотрит на неё. Катрина чувствует, как искренность расплескивается в голосе, стоит лишь позволить словам слететь с языка: – Я люблю тебя… – шепчет тихо. Нежно. Леви медленно смаргивает. И его губы трогает мягкая улыбка.

– А я люблю тебя, Кaта…

Аккерман вновь коротко целует жену, оглаживает её ровную спину, чувствуя мелкие рубчики на коже, и притягивает к своей груди, к сердцу. Катрина расслабленно ластиться к Леви, более не опасаясь, что всё происходящее – сон, и сейчас она очнётся где-то подле камина Гилберта, с поволокой дрёмы в мышцах. Они ёрзают, притираются, расслабленно и беззаботно оставляя хаотичные поцелуи друг на друге. Бишоп ложиться на его твёрдую грудь, задевая ладошкой цепочку с кольцом, и прикрывает глаза, вслушиваясь в затихающий быстрый стук. Заверение, что Леви здесь, с ней, всё ещё живой.

– Леви?

– М? – сонно выдыхает он, мягко и инертно поворачивая голову на голос, ведя губами по её коже. Глаза прикрыты, но руки крепче обнимают – слушает.

– Завтра, как рассветёт, надо будет выдвигаться… – бормочет Катрина, сладко зевая.

– Как скажешь, ка-пи-тан… – он по-доброму фыркает, нежно лаская пальцами её открытую спину. Уже почти что дремлет. – Как скажешь…

Бишоп елозит, двигается, утыкаясь носом в основание сильной шеи, и выдыхает жаркий воздух. А Леви от такого полусонно, заторможено вздрагивает: знает же, маленькая шкодница, что это приятно. Его всегда мурашит, стоит коснуться шеи или волос – тут же млеет, словно кот, которого почесали за ухом.

– Часов за пять совершим марш-бросок через хребет и выйдем к станции, где ждут штабные координаторы… – шепчет Катрина, опаляя дыханием его кожу. И Леви, жмурится, потому что это уже игра не по правилам. Так и хочется сказать: “капитан Бишоп, щекотать чувствительные зоны супруга – попросту неспортивно”.

Метель завывает, а снег старательно и колко бьётся об окна, заставляя хлипкую конструкцию дребезжать. Леви всматривается в потолок, но считает не доски, а часы. Сейчас, зимой, светлеет поздно, а темнеет рано. У них ещё есть время понежиться в объятьях друг друга. Аккерман чувствует, как вздрагивает снова от её распаренных поцелуев и дыхания.

– Ка-та, – слетает с губ протяжно и сипло. Леви сдаётся. Лениво цепляет её подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. И зелёные омуты ласково и безмолвно признаются в любви, мерцая в сумраке спальни. – Ты меня дразнишь?..