Бурун идёт следом за общим потоком, обходит поляну по краю, подбираясь к коню Арчибальда. Но вдруг Катрина, листающая блокнот, рассеянно улавливает обрывок беседы двух рядовых из отряда Смита:
– Да, говорят, в тех квадрантах всё было совсем плохо. Шадис как обычно не дал указа на разведку, только картирование. А там с десяток титанов: немудрено, что Мика потрепало, а тот отряд весь полёг…
– Не весь, – возражает хриплый голос. – Опять он выкарабкался в одиночку. Хоть и измотанный изрядно, честное слово… Слышал, что дело плохо: доктора же с центральными остались. Того и гляди помрёт дорoгой – как командор такое горожанам объявит? Леви же считают сильнейшим…
Слова превращаются в острые стрелы, пронзающие всё её существо. Кaта вздрагивает, будто снова проваливаясь в бурлящую реку с головой. Она оглядывается, желая убедиться, что рядом нет болтающих разведчиков и всё услышанное – просто игра ветра и шёпот листвы. Но глаза быстро выискивают говорящих, и за грудиной разливается всепоглощающая пустота, пульсирующая страхом. Тело Каты реагирует быстрее мыслей: Бишоп спрыгивает на землю и, вручив следовавшему перед ней Арчибальду поводья Буруна, опрометью летит к постовым солдатам.
– Что вы сказали? – запальчиво спрашивает, задыхаясь. – Что произошло со специальным отрядом?
Разведчики, доселе расслабленные, испуганно вытягиваются перед офицером. Корпулентный солдат в капюшоне, заходившийся соловьём обо всех новостях, нервно оправляет нагрудный ремень УПМ.
– Так это… командир объявлял недавно… – Катрина хмурится, пытаясь сфокусировать взгляд. Сердце набатом стучит в ушах. Она отчаянно сдерживается, чтобы не сорваться, начав требовать сиюминутного и чёткого ответа. По спине ползут непрошенные зябкие мурашки. Собеседник тем временем мнётся: – Вы что ж, не слышали? На местности было много титанов, весь отряд и полёг, кроме Леви…
“Кроме Леви…”
– Где он? – срывается с губ. Кaта тревожно сглатывает, давясь этим вопросом. Это самообман, однако ей так хочется услышать, будто раненых уже отправили с конвоем к центральному штабу, что расположился в заброшенном фермерском доме в середине пути до Стены; что они уже одной ногой в операционной, почти что в руках врачей, и бояться нечего. – Где капитан Леви?
Сослуживец указывает в сторону, Бишоп нехотя следует взглядом в этом направлении и где-то в горле застревает горестный стон.
– В повозке вместе с ранеными из отряда Закариаса…
Катрина срывается с места раньше, чем рядовой успевает договорить. Она уже увидела Мика, увидела запряжённый фургон и, что самое главное – Эрвина, раздающего распоряжения. Ветер срывает с неё капюшон и дождь хлёсткой россыпью касается лица. Кaта старательно утирается рукавом рубахи, надеясь, что влага, оставшаяся на ткани – это вода, а не непрошенные слёзы. Вклинившись перед Смитом, заглядывает за занавесь повозки.
– Осторожнее… – Эрвин чуть оттягивает её назад за локоть, но Катрина упрямо хватается за деревянный бортик, не поддаваясь.
– Леви? – грудной голос беспомощно ломается, не слыша ответа. Она заполошно оглядывается на Смита, и в зелёных глазах блестит растерянная опустошённость: – Эрвин, он?..
Командир устало кивает Мику, отпуская:
– Заканчивай приготовления с набором, и выдвигайтесь. – Смит, всё также придерживая лейтенанта за руку, подходит ближе, уже не оттаскивая её от повозки. – Он ранен. И довольно серьёзно…
Она застывает: слышит слова, но не осознаёт их смысл, и потому мужчина отдёргивает полог, впуская внутрь фургона блёклую полоску света. Кaта моргает, стараясь разглядеть в сумраке хоть что-то. Удаётся не сразу, но увидев, Бишоп вздрагивает и всем корпусом ложиться на бортик кузова, стараясь не упасть: ноги разом наполняются предательской слабостью. Она инстинктивно вытягивает руку. Хоть Леви и далеко в нутре повозки, попытаться коснуться родного человека пусть даже кончиками пальцев ей кажется чем-то необходимым.
Однако Эрвин резко отдёргивает её, будто котёнка за шкирку, сурово припечатывая реальным положением дел:
– Ему не ласки твои требуются, а дельный хирург…
Глаза невольно слезятся – Катрина чувствует, что это уже точно не вина дождя и смотрит, давя подкатывающие к горлу всхлипы. Леви без сознания или на той грани полуобморочного состояния, когда боль перерастает всякую меру: веки прикрыты, меж бровей – напряжённая складка. Аккерман лежит на правом боку, подтянув колени к груди, и старательно прижимает левую руку к рёбрам. В этом месте виднеется ощутимый порез на рубахе, а ткань пропитана вишнёвой кровью. Грудная клетка приподнимается урывками – Леви втягивает воздух через рот, будто не может надышаться. От зажатой раны с каждым вдохом слышится пенистый шум пузырения, и Кaте чудится, что от этого пятно на рубахе неумолимо растёт.