Она видела, что причиняет ему страдания, и чувствовала жестокость своих слов, но не могла остановиться. Как он может уклоняться от истинности того, что она говорит? Ведь он всеми уважаемый человек.
Она смягчила тон, но от этого ее слова ранили его еще глубже.
– Равви, если бы вы смогли разделить со мной всю глубину Чужой Памяти и увидели то, что заставили увидеть меня те давно умершие люди, то вы снова принялись бы за поиски того, что есть Зло. Нет таких слов, которыми можно было бы описать гнусность многих поступков, совершенных нашими с вами предками.
– Ребекка… Ребекка… Я понимаю трудности, с которыми ты…
– Не надо извинять меня трудными временами! Ты – Раввин, и все прекрасно понимаешь. Когда мы теряем чувство нравственности? Когда перестаем слушать и слышать.
Он закрыл лицо руками и принялся раскачиваться взад и вперед. От этого движения старое кресло жалобно заскрипело.
– Равви, я всегда любила и уважала вас. Ради вас я прошла через Испытание Пряностью. Ради вас я разделила память с людьми Лампадас. Не отриньте то, что я узнала от них.
Он опустил руки.
– Я не собираюсь это отрицать, дочь моя. Но пойми мою боль.
– Из всего того, что я узнала, я сделала важное заключение. Одну вещь надо сделать немедленно и безотлагательно – а именно признать, что в этом мире нет невинных.
– Ребекка!
– Может быть, здесь не вполне уместно слово «вина», Равви, но наши предки совершали деяния, которые требуют искупления.
– Это я понимаю, Ребекка. Это равновесие, которое…
– Не говорите мне, что вы понимаете. Я же вижу, что вы ровным счетом ничего не поняли. – Она встала и вперила в его лицо свой горящий взор. – Это не бухгалтерская книга, в которой всегда можно уравнять счет. Я хочу знать, как далеко вы хотите зайти?
– Ребекка, я твой Раввин. Ты не смеешь разговаривать в таком тоне, особенно со мной.
– Чем дальше вы зайдете, Равви, тем отвратительнее будет зло и выше цена. Вы не можете зайти далеко, но я вынуждена сделать это за вас.
Повернувшись, она вышла из кабинета, не обращая внимания на его мольбу, на жалобную интонацию, с которой он произнес ее имя. Закрывая дверь, она слышала, как он произнес:
– Что мы сделали? Помоги ей, Израиль.
Написание истории – это отвлекающий маневр. Большинство исторических сочинений отвлекают внимание читателя от тайных пружин великих событий.
В те дни, когда Айдахо был предоставлен самому себе, он с удовольствием исследовал корабль-невидимку, ставший местом его заточения. Как же много интересного было в этом иксианском изобретении. Корабль представлял собой настоящую пещеру чудес.
На этот раз Айдахо остановился, прекратив на время свои блуждания по кораблю, и пристально вгляделся в глазки видеокамер, вмонтированных в сверкающую поверхность свода двери. У него возникло странное ощущение, что он видит сам себя в этих бесцеремонных механических глазах. О чем думают Сестры, когда смотрят на него? Неуклюжий подросток-гхола с давно переставшего существовать Убежища на Гамму превратился в высокого худого мужчину со смуглой кожей и темными волосами. Волосы сильно отросли с тех пор, как Айдахо вступил на борт этого корабля в последний день Дюны.
Глаза Бене Гессерит заглядывали под кожу. Он был уверен, что они подозревают, что он – ментат, и боялся того, как они истолкуют это открытие. Мог ли ментат надеяться до бесконечности скрывать этот факт от Преподобных Матерей? Какая глупость! Он знал, что они, кроме того, подозревают, что он – Вещающий Истину.
Он помахал рукой глазку видеокамеры.
– Я нисколько не устал. Продолжу свои исследования.
Беллонда выходила из себя, когда видела, с какой шутливой несерьезностью относится гхола к наблюдению. Она терпеть не могла, когда он принимался за свои походы по кораблю, и не пыталась скрыть свое отношение. Айдахо видел горящие от ненависти глаза всякий раз, когда Беллонда являлась на борт.
Для Айдахо на корабле существовали ограничения в передвижении: наружное поле, которое он физически не мог пересечь, поля, охранявшие машинное отделение (с временно выключенными двигателями), помещение охраны (он мог заглянуть туда, но не мог войти), арсенал и отсек, где содержался плененный тлейлаксианец Сциталь. Иногда он встречал последнего мастера, но видел его только через барьер, поглощавший всякие звуки. Существовал также информационный барьер – отсек, где хранился бортовой журнал, который не отвечал на запросы Дункана Айдахо. Ответы журнала были блокированы Преподобными Матерями.
Кроме пространственных ограничений, существовали еще и временные. Айдахо было отведено не более трехсот стандартных лет на понимание окружавших его вещей.