Одраде увидела Стрегги, которая, стоя у трапа, разговаривала с послушницей из отдела коммуникаций. Там же находились еще с полдюжины послушниц из того же ведомства.
Тамалейн не сочла нужным скрывать свое раздражение.
– Дортуйла! Мы же сказали, что поставим вас в известность сразу, как только получим от нее первое же сообщение!
– Я просто спросила, Там. Просто спросила.
Одраде смиренно последовала за Тамалейн в диспетчерскую.
Одраде немного удивилась, поймав себя на мысли, что ей порядком поднадоели обычаи Бене Гессерит.
Настало время свободного полета. Надо отвечать на все происходящее, как дым, подхваченный потоком ветра.
Дитя Моря знало толк в потоках и течениях.
Время не способно считать себя само. Остается только смотреть на бесконечный его бег по кругу, и это – очевидная истина.
– Смотри, смотри! Полюбуйся, до чего мы докатились! – простонал Раввин. Он сидел, скрестив ноги, на выщербленном холодном полу, с головой укрывшись накидкой.
Комната была мрачной, под сводами отдавался неумолчный гул аппаратов, вызывавший у Раввина тошнотворную слабость. Господи, хоть бы прекратились эти проклятые звуки!
Ребекка стояла перед ним, упершись руками в бока, в ее взгляде ясно читались злость и подавленность.
– Не смотри на меня так! – крикнул Раввин и взглянул на женщину из-под накидки.
– Если вы в отчаянии, то, значит, мы погибли? – спросила она.
Звук ее голоса привел его в ярость, но через мгновение он справился с этим непрошеным чувством.
– Убежище-невидимка, – пробормотал Раввин. – Здесь мы прячемся от… – Он вперил взгляд в темный потолок. – Лучше даже здесь не высказываться откровенно.
– Мы и прячемся от того, что нельзя высказать вслух, – произнесла Ребекка.
– Нам нельзя открывать эту дверь даже для пасхального агнца, – сказал он. – Как же тогда войдет к нам Пришелец?
– Мы не хотим, чтобы к нам проникали некоторые пришельцы.
– Ребекка, – при этом Раввин склонил голову. – Ты для меня больше, чем испытание, больше, чем просто хлопоты. Вместе с тобой в изгнание отправляется частица Тайного Израиля, потому что…
– Не говорите этого! Вы абсолютно не понимаете, что со мной случилось. Мои проблемы? – Она приблизилась к нему. – Моя проблема состоит в том, чтобы остаться человеком вопреки Другой Памяти.
Раввин отпрянул.
– Так ты больше не одна из нас? Ты принадлежишь Бене Гессерит?
– Вы узнаете, когда это произойдет. Вы увидите, что я смотрю на себя как на себя саму.
Брови мужчины поползли вверх.
– О чем ты говоришь?
– На что смотрит зеркало, Равви?
– Хм-м-м.
Однако улыбка тронула углы его рта. В глазах появилась прежняя решимость. Он оглядел комнату. Их было здесь восемь, гораздо больше, чем могла вместить эта комната-невидимка.
Наступал вечер, когда они заползли в эту лачугу. На улице уже наверняка темно. Но где остальные люди? Разбежались в поисках надежного убежища, вспоминая о старом долге и почетных заслугах былой службы. Некоторые должны выжить. Может быть, это удастся им лучше, чем тем, кто остался здесь.
Вход в убежище был замаскирован свалкой золы, рядом с которой стояла труба. Металл трубы был армирован ридулианским хрусталем, эти волокна пропускали свет и позволяли видеть, что происходит снаружи. Пепел! В помещении и так воняло горелым, и к этому запаху примешивался запах комнаты повторной утилизации. Какой эвфемизм для обозначения обычного туалета!
Кто-то подошел к Раввину сзади.
– Разведчики ушли, какая удача, что нас вовремя предупредили.