Капитуляция

— Если и есть какая-то разница между тем, чтобы находиться в розыске по обвинению в нарушении закона и бежать от этого обвинения, то не стоит вдаваться в такие тонкости, — резко бросил Джек.

— Но ты винишь во всём себя! — вскричала Эвелин.

— А кого ещё в этом винить? — риторически вопросил он. — Как же мне не хочется, чтобы вам с дочерью приходилось жить вот так!

— Мне это известно, — сказала она. — Я и сама не хочу так жить. Но это не изменит ни прошлое, ни мои чувства к тебе.

Его глаза замерцали.

— Сейчас ты должна меня ненавидеть.

— Я никогда не смогла бы ненавидеть тебя.

Джек в отчаянии отвернулся:

— Я отправил тебя к Джулианне, чтобы уберечь от опасности. Проклятье!

Эвелин коснулась его спины:

— Теперь мы в безопасности.

Он обернулся, и их взгляды встретились. Эвелин заставила себя улыбнуться. Наконец-то смягчившись, он нехотя протянул:

— Возможно. Но надолго ли?

— Доминик и Саймон собираются воспользоваться своими связями, чтобы аннулировать ордер на арест. Один вроде бы вхож в круги Питта, другой — в круги короля.

— Хорошо. — Джек раздраженно взглянул на неё. — И в тот самый момент, когда они добьются этого, ты сможешь вернуться к Джулианне!

Бросив на неё ещё один мрачный взгляд, он принялся в волнении расхаживать по комнате.

Теперь Эвелин встретилась с изумленным, сосредоточенным взглядом Лукаса. И тут же покраснела до корней волос. Если раньше брат Джека и не знал, что они были любовниками, то теперь наверняка это понял.

И вдруг, уже не в первый раз, Эвелин задумалась о том, чтобы поселиться на Лоо-Айленде, с Джеком. Они решили, что продолжать роман слишком опасно, и всё же это не удержало их от того, чтобы заняться любовью недавней ночью, в Бедфорд-Хаус. Эвелин не могла себе представить, как будет жить под одной крышей с Джеком, день за днем, и не делить с ним постель с наступлением ночи. Ей казалось, что в этом не было ни малейшего смысла.

Лукас допил свое вино и поднялся с дивана.

— Мне пора. Тебе что-нибудь ещё требуется, Эвелин?

Она подошла к Лукасу:

— Не знаю, как благодарить тебя за всё, что ты сделал.

Лукас улыбнулся:

— Ты для меня — как ещё одна сестра. — Он искоса взглянул на брата. — Я всегда помогу, чем смогу.

Лукас отсалютовал Джеку, на прощание добавив:

— Я сообщу сразу же, как только что-нибудь узнаю.

Джек стоял у окна, сжав кулаки. Небо снаружи совсем посветлело, всходившее солнце окрасило его розовато-лиловыми пятнами. Он ничего не ответил.

Эвелин осторожно переводила взгляд с одного брата на другого, а в её душе нарастала тревога.

В этот самый момент она уже не сомневалась, что Лукас имел в виду не её затруднительное положение, а войну и, возможно, вторжение в бухту Киберон.

Забрав сюртук, Лукас вышел из кабинета. Эвелин повернулась к Джеку.

— Вы обсуждали не меня — вы обсуждали войну, — мягко, без тени упрека заметила она.

— Мы действительно обсуждали тебя, Эвелин, причем довольно подробно.

Сердце оборвалось у неё в груди.

— У меня есть поводы для беспокойства?

— Нет. О тебе я отзывался лишь в самых восторженных тонах. — Его серые глаза загорелись. — Если бы я мог придумать другое место, чтобы спрятать тебя, я отвез бы тебя туда. Мы ведь согласились, что нам лучше держаться друг от друга подальше.

Эвелин вспомнила об их кратком свидании четыре дня назад. Они занимались любовью — с исступлением, неистово, но у них не было возможности поговорить о шпионской деятельности Джека, о войне или о чём-нибудь ещё, в том числе об их чувствах друг к другу.

— Может быть, я не против пожить пока здесь.

— А ты должна быть против, Эвелин. Ты должна сильно возражать.

— Никто не знает, что я здесь, кроме твоей семьи.

Он медленно направился к ней.

— Моряки знают.

— Они не знают, кто я. — Её тело сковало напряженностью. — У нас вообще не было шанса поговорить… недавней ночью.

Джек остановился перед ней.

Я не хочу говорить о войне, Эвелин, и о том, как это затрагивает нас.

— Это несправедливо, — тихо отозвалась она. — Возможно, я смогу заставить тебя передумать. — Она сжала Джека за плечи и, встав на цыпочки, потянулась к нему, добавив: Я, разумеется, не хотела, чтобы меня стал преследовать капитан Барроу, но в этой истории есть и свое преимущество, ведь я сейчас — рядом с тобой.

— Думать так может только очень глупая женщина, — сказал Джек, наклоняясь к Эвелин. Он легонько коснулся губами её губ. — Ты права. Никто не знает, что ты здесь. — И он притянул её ближе, уже пылко, с жадностью припав к её губам.

«Я — не глупая женщина, — подумала Эвелин, — я — влюбленная женщина».

Эвелин смеялась. Она сидела на берегу, зарыв босые ноги в песок, пока Эме носилась у самой кромки воды с ведерком в руке, проворно уворачиваясь от накатывающих волн.

— Смотри! — закричала Эме, наклоняясь и поднимая блестящую белую раковину.

— Какая прелесть! — восхитилась Эвелин и, опершись на руки, с наслаждением откинулась назад. Стоял восхитительный день такой, какой может выпасть только в самом начале июня. Солнце светило ярко и тепло, в синем небе над головой парили чайки. Эвелин с дочерью скрывались на острове вот уже пять дней.