Капкан

– Здесь ты, пожалуй, прав. Куксова в больнице лежала – палату свою описывала, процедуры всякие, дефицит лекарств.

– У вас, наверное, всегда так: побежал дома кран – журналист заметку строчит, обобщает. Погасло электричество – может, веерное отключение – опять за перо.

– Что ты хочешь – обыкновенные люди…

– Вот и со стихами так же, только здесь ещё одна зацепочка нужна, влюбиться требуется в кого-то. Так что если захочешь продолжать…

– Всё-то ты знаешь, Ветлицкий, я уже влюбилась.

У Андрея неловко стукнуло сердце, словно напоминая о себе. Он бездумно поднялся и сделал первый шаг к той, которая в обыденном домашнем халатике вдруг показалась роднее жены, хотя о Людмилке он помнил и даже после, когда, лёжа с той, которая казалась в данный момент самой желанной и дорогой, не забывал об ушедшей от него женщине, невольно сравнивая два послушных горячих тела.

– А ты даёшь, стихотворец, – счастливо улыбнулась женщина, бессовестно включая торшер.

«Хорошо, что стихоплётом не назвала, – подумал Андрей, вспомнив, что так его навеличивала Светлана, хотя Кира была гораздо отзывчивей и чувствительней. – Наверное, права Магда, жизнь у неё с Левашовым – не сахар. Ишь как вцепилась». Но рассуждать подобным образом о женщине, только что безраздельно отдавшейся ему, было неловко, и Ветлицкий, памятуя о чужом муже, засобирался уходить.

Провожая Андрея, хозяйка дачи вышла на улицу. Тишина и звёзды, словно крохотные снежинки, пронизывали сосняк, и казалось, только крикни погромче, и они просыплются серебристым дождём на округу.

– Здесь останешься ночевать или в город вернёшься? – зачем-то спросил заботливый донжуан.

– Здесь, – ответила Кира и, откинув башлык дублёнки, встряхнула мягкой гривой своих пышных волос. Так и стояла русалкой, глядя вслед уходящему, и когда Ветлицкий обернулся на повороте, то увидел, что женщина помахала ему рукой. Он тоже сделал нечто похожее, в тот же миг едва не выстелился на дороге, решил, что это ему в наказание за сегодняшнею воровскую ночь.

11

В кабинете у Мирры Нестеровны сидел тот самый парень из радиокомитета, который когда-то записывал стихи Андрея, – Влад Булгабин, сильно смахивающий на дервиша, правда в современной интерпретации. Ветлицкий в душе иронически относился к тому, с каким старанием Влад культивировал и поддерживал свой имидж. Даже его застиранная джинса, которую тот носил, не меняя ни зимой ни летом, казалось, должна была работать на сей затрапезный образ. Мирра внимательно слушала парня, а тот, скосив глаза в сторону, не то оправдывался, не то ещё что, но уступать не хотел. Скорей всего, председательница Союза высказалась супротив мнения журналиста.

– Заходи, Андрей! У нас тут разговор о поэзии: у Влада превалирует отрицательное начало, а ты как раз исповедуешь противоположное, вот и сравним, а поскольку вы оба молоды, и учиться надо.

Ветлицкому не понравилось замечание про молодость, тем более сама Мирра не намного их старше, но, имея в активе три крепких сборника и солидную должность, могла себе позволить такое. Андрей читал стихи Булгабина, и ему не нравилась манера последнего снимать кальку с известных авторов, сдабривая написанное не то поповщиной, не то бесовщиной, но меньше всего Ветлицкому хотелось ввязываться в дискуссию именно поэтов. На Влада у сторонника полковника Орлова был другой зуб: как-то вечером, слушая по местному радио его рассуждения относительно выборов, Булгабин заметил, словно бы в угоду теперешнему руководству, что «…не нужно хребет ломать», – то есть пусть всё в республике остаётся по-старому. Сейчас-то и стоило напомнить об этом просветлённому дервишу.

– Стихи ладно, а как вот быть с тем, что не нужно хребет ломать? – спросил Ветлицкий. – Считаешь нынешнее правительство благочинным?

Влад сразу понял, о чём речь, но ничуть не смутился, здесь он чувствовал себя менее уязвимым, чем в поэзии.

– Да, считаю!

– Неужели не видно из радиорубки, что народ нищает, побирушками и бичами вокзалы забиты. Ты что, никуда не ездишь?

– Никуда.

– Но в церковь-то ходишь, глянь на паперть, – продолжал наседать Андрей, намекая на имидж радиокорреспондента.

– Издержки при любых властях и режимах бывают.

«Толстовствуешь, святой угодник», – захотелось уколоть собеседника Ветлицкому, да он сдержался, а вслух продолжил:

– Значит, если бьют по правой скуле – подставляй левую, так?

Долговязый начётчик, наверное, захотел разозлить оппонента, а может, просто отнекивался:

– Допустим.

– А мне кажется, ты просто своему начальству хотел угодить.

Влад усмехнулся… Мирру занимал этот диалог, и она, покуривая, сторонним наблюдателем поглядывала из-за своего большущего конторского стола на спорщиков.

– Начальство тоже уважать надо.