Мирра Нестеровна, прямодушная и неизбалованная, но уже привыкшая к некоторым изысканным мелочам, нутром чувствовала разлад, который довлел над нею, когда приходилось встречаться с любовником в таких случайных апартаментах, но это-то и прибавляло ей вдохновения. Занимаясь поэзией и любовью, она не забывала и о своих руководящих обязанностях, вот почему однажды, полёживая на койке и мысленно перебирая варианты мести своему врагу, Ветлицкий услышал шум в коридоре.
– А мне разрешение главного – не указ, – сказал, кажется, охранник, – мною органы распоряжаются.
– Я сама себе органы.
«Странно, – подумал Андрей, – знакомый голос, вроде бы не жены, да и не Киры?» Хотя очень сомнительно, чтобы те столь напористо разговаривали с охраной.
Голоса на короткое время смолкли, а потом дверь в палату открылась и в больничном халатике перед Ветлицким предстала…
– Мирра Нестеровна?
– Лежи, болезный. Вот скоты! – непонятно было, кого ругнула председательница Союза – обидчиков Ветлицкого или тех, кто её не пускал сюда. Охранник вознамерился проследовать за гостьей, но та сказала, как обрубила:
– Обойдёмся без понятых, гражданин хороший.
И «гражданин» вышел, но дверь в палату оставил приоткрытой, наверное, чтобы держать ситуацию под контролем. Мирра подошла к Андрею.
– Как наши дела? – И видя, что тот пытается заговорить, предупредительно подняла руку. – Я всё знаю, конечно, тяжело такое переносить, здесь словами мало поможешь, но прими мои соболезнования.
– Соболезнования?
По тому, как больной изменился в лице, Мирра поняла, что проговорилась, хотя вилять не стала.
– Да, жену твою не спасли, в дыму задохнулась, и квартира пришла в негодность, но о жилье не думай, я уже кое-что наметила, и с деньгами для книги соображать будем, а в остальном – мужайся.