– Пойдёмте покурим, чтобы не на глазах, – предложила Фаинка, и Андрей покорно пошёл за ней. В дальней комнатушке Союза, возле окна стояло два кресла и смазливая секретарша, раскуривая сигарету, попросила Ветлицкого открыть фортку, дескать, Мирра ругается, когда курят.
– Мирра, – удивился Андрей, – а чего ей ругаться, ты не маленькая.
– Да она и сама подымить не прочь, только вчера начальство было, так один мужик, ты его не знаешь – клерк, а гонору, – говорит нашей Мирре: «Накурено», мол, в культурном учреждении – и такой беспорядок. Той и крыть нечем. Даже обидно стало, здесь каждый писатель гения из себя корчит, а Мирра – одна.
Тут на пороге комнаты появилась женщина лет тридцати двух, хозяйка Союза писателей – Мирра Нестеровна. Секретарша панически замахала руками, разгоняя дым, но тот упорно не хотел отправляться в форточку.
– Курите? – спросила громко вошедшая. – Ладно, чего уж там, дайте-ка сигаретку. Совсем забегалась.
– Ну, мне ещё печатать надо, – заторопилась Фаинка, – тут насчёт выступления из тридцать первой школы звонили.
– Подкинем мы им поэтов, – пообещала начальница и безо всякого стеснения, хотя знакомы они были весьма поверхностно, сразу взялась за Андрея. – Стихи я твои просмотрела. Нормальные, только, сам понимаешь, сейчас не прежние времена, когда рукопись в план вгоняешь – и пошло-поехало. Типографии деньги нужны, а деньги где, – если слегка подкорректировать Грибоедова.
– Где? – пожал плечами Андрей, словно давая понять, что материальная сторона его мало заботит.
– Брось юродствовать! Все мы писатели, только от замысла до книги ох сколько нервов нужно поистрепать. Ищи спонсора, а я со своей колокольни посматривать буду. Вернётся Василий Степанович, мы его к Левашову зашлём, хотя я этого жлоба знаю. – И, видя, что Ветлицкий и впрямь слабо ориентируется в такого рода премудростях, пояснила: – Леваш – бизнесмен. Выдвигается в кандидаты, как и Пулькин, к примеру.
– Меня Василий Степанович уже агитировал в этом плане.
– Вот проныра, хотя его кандидат – дохлый номер, а проходняк здесь полковник, но мне прямо к нему нельзя.
– Почему?
– Я с другими повязана, у которых деньги брала. Так вот, ты про Орла запомни. Левашов же – запасной аэродром, но вряд ли он раскошелится, а стихи ты пишешь нормальные, – ещё раз подчеркнула Мирра, – красногорская школа. Чего там делал?
– В Красногорске? Учился в пединституте и печататься начинал у Лунина. – Андрей незаметно для себя самого перешёл с Миррой Нестеровной на демократический способ общения, но та уже забыла и о Красногорске, и о стихах, а, подбежав к тумбочке, стала названивать по телефону, обещающе помахав собеседнику рукой, и тому ничего не оставалось делать, как ретироваться.
В приёмной, за пишущей машинкой, сидела Фаинка, а возле неё, опираясь на спинку кресла, стоял мужчина, одетый в туго облегающую мощный торс дублёнку, и, посверкивая лысой головой, о чём-то рассказывал прыскающей в кулачок девчонке. Увидев новенького, рассказчик смолк, и Фаинка, всё-таки достучав одним пальцем что-то в своих писаниях, сказала незнакомцу:
– Андрей Сергеевич, а это ваш тёзка, тоже поэт. Он на днях в «Енисее» печатался – Ветлицкий!
Лысоватый поэт улыбнулся:
– Будем знакомы. Значит стихи в «Енисее» печатаешь, а меня, представь, тамошний редактор на дух не переносит. Говорит: «Фомичёва лишь через мой труп на газетную полосу», – только я полагаю, что переживу и его, и газету. Вот Орлов придёт к власти, он это осиное гнездо порушит! Ты, конечно, за Лёшку голосовать будешь, а то наши Пулькина двигать намерены, тоже мне – фигурант. Я сейчас пародию на него почитаю.
Андрей с грустью слушал фомичёвскую хохму о похождениях гендиректора строительного треста и соображал, что на дневной автобус к себе в Отрадное он опоздал, а значит, вечером, когда люди будут возвращаться с работы, не избежать давки. Потом пародист предложил обмыть «встречу двух поколений», и Фаинка вытащила за стол Мирру Нестеровну, которая, посмеиваясь, продолжала внимать поэтическим изыскам тёзки Ветлицкого. Подвыпившая секретарша повизгивала в особо хлёстких местах, и казалось, конца-краю не будет импровизированным посиделкам. Действительно, расходились едва ли не в сумерках, причём Фомичёв предложил Андрею доехать с ним до автовокзала, но потом раздобрился, и двенадцать вёрст до пригорода, где жил Ветлицкий, были покрыты в считаные минуты.
Поэт вёл машину слегка рисуясь и всю дорогу хвастался, что у него все гаишники «знакомо», во что Ветлицкий почему-то сразу поверил. Он вообще был в раздвоенных чувствах: с одной стороны, жаль времени, угробленного впустую, а с другой стороны – лишнее знакомство не помешает, да и не киснуть же в одиночестве?
Высадив Андрея у дома, где в одной половине жили какие-то пенсионеры, а во второй он, Ветлицкий, друг всех ментов развернулся и, посигналив, уехал. Наш герой же махнул рукой и пошёл к себе, радуясь хотя бы тому, что добрался сюда бесплатно.