Капкан для крестоносца

Тут Джоанна готова была рассмеяться, потому как ничуть не удивилась бы подобной выходке со стороны киприотки. По ее предположению, Мариам вывихнула лодыжку. Этот диагноз подтвердил и лекарь виконта. Он предписал больной несколько дней не вставать, и Мариам, по-прежнему уверявшая, что все это пустяки, неохотно выпила приготовленное местным аптекарем снадобье и потихоньку погрузилась в крепкий сон. Джоанна просидела рядом с ней весь вечер, но убедившись, что подруга уснула, присоединилась к остальным в большом зале.

Беренгуэр, архиепископ Нарбоннский, вел серьезную дискуссию с кардиналом Мелиором и виконтом Педро, тогда как в другом конце зала граф Раймунд перекидывался остротами с трубадурами Раймоном де Миравалем и Пейре Видалем, которые вызвались сопровождать их до Каркассона. Тем вечером они пообещали выступить, и Джоанна жалела, что Мариам пропустит такое зрелище. Заметив расположившихся на оконном сиденье Беренгарию и Беатрису, она подошла к ним. Супруга Ричарда трудилась над тонкой вышивкой: испанка была знатной рукодельницей и пыталась передать свои умения Джоанне за время пребывания в Святой земле, но без успеха. Опять же при помощи Беренгарии сестре короля удалось освежить в памяти lenga romana, язык, на котором изъясняются в Аквитании и Наварре, подзабытом ею за годы на Сицилии. Но вот иглу она до сих пор брала в руки как опасное оружие, как мягко упрекала ее Беренгария, признавшая в конце концов, что рукоделие никогда не войдет в число талантов Джоанны.

Подняв взгляд и улыбнувшись, Беренгария радостно кивнула, узнав, что Мариам уснула.

– Граф Раймунд послал одного из своих людей на рынок за фруктами, чтобы пробудить у Мариам аппетит, – сообщила она. – Похоже, он сильно за нее переживает.

Беренгария помолчала немного, потом продолжила задумчиво:

– Знаю, кардинал говорит, что граф – закоренелый грешник, но… Я теперь в этом не очень уверена. У него доброе сердце.

– Святой во плоти, – фыркнула Джоанна, не желая выслушивать, как Беренгария превозносит многочисленные достоинства повелителя Тулузы. Довольно и того, что Мариам поет ту же песню.

– Нет, он не святой, – возразила Беренгария, и Джоанне оставалось только гадать: подруга просто не уловила ее иронии или предпочла не замечать ее. – Просто я не верю, что он грешник, для которого нет искупления. Я видела множество свидетельств его доброты. Он не пройдет мимо нищего на улице, не подав милостыни. Он пожелал здоровья и дал монету бедолаге-прокаженному, который попался нам по пути из Безье и от которого все мы воротили взгляд. Как только его узнают, графа сразу окружает толпа народа, и он неизменно вежлив даже с самыми захудалыми из людей. Раймунд говорит, что осуждает Генриха за пленение Ричарда, и кажется искренним. Вчера он завел нас на старый рынок, чтобы купить красные шелка, которыми славится Нарбонн. Пока мы бродили там, наткнулись на двоих невеж, которые подбрасывали в воздух котенка, словно то был мяч для игры. Это была настолько вопиющая жестокость, что я решила попросить графа прекратить такое издевательство. Но просить не пришлось. Он сам заметил – многие ли из мужчин способны на такое? Быть может, если бы били собаку, то дело другое, но когда мучают кошку, мужчинам все равно. А ему – нет. Когда я поблагодарила его, граф только рассмеялся и сказал, что это пустяк. Но то был добрый поступок.

– Значит, он добр к нищим, прокаженным и бродячим котам, – подытожила Джоанна, зная, что это звучит мелочно, но ничего не могла с собой поделать. – Едва ли это обеспечит ему пропуск в рай.

– Он и к детям добр тоже. Ты видела, что случилось во время нашего въезда в Нарбонн? Помнишь, как дети бежали следом и кричали: «Граф Раймунд!»? Так ребятишки всегда встречают Ричарда. А он смеялся и бросал им монеты. Один мальчуган, поменьше прочих, не мог бежать так быстро, а потом споткнулся и упал. Он уселся на мостовой и расплакался. Граф обернулся и увидел это. Представляешь, Джоанна, Раймунд развернул коня, наклонился, поднял мальчишку и усадил позади себя. Ты бы видела личико того ребенка! Никогда ему не забыть тот день, когда он ехал вместе с графом Раймундом через весь город к дворцу. И другие ребята этого не забудут.

Джоанна видела, как Раймунд вернулся за мальчуганом, но не поняла почему. И теперь жалела, что узнала, потому что куда проще испытывать неприязнь к человеку, если Мариам и Беренгария не превозносят день-деньской его добрые поступки.

– Ты мне вот что скажи, – произнесла она против воли с такой резкостью, что Беренгария и Беатриса удивленно вздрогнули, – если у него такое доброе сердце, то почему граф так привержен ереси?

Беренгария потупила взор и залилась румянцем. Она выглядела такой несчастной, будучи уличенной в заступничестве за еретика, что Джоанна ощутила укол совести. Но прежде чем она успела извиниться, ее невестка отложила рукоделие и встала.