Капкан для крестоносца

Тем вечером Ричард сидел в опочивальне в обществе людей, образовавших ближний его круг. То были Лоншан, Фульк, Морган, Гийен, Балдуин, Варин и братья де Пре. Король сочинял песню, названную им «Плач из темницы». Остальные вели беседу, а Арн дулся на Ганса, немецкого паренька, которого Генрих отрядил прислуживать пленнику, а Арн не терпел, чтобы государю прислуживал кто-то, кроме него.

– Как вам это? – Ричард ударил струну на арфе, его соратники повернулись к нему. – «Бессильны слова и изменчив язык, когда пленник стонет о доле своей. Но себе в утешение может он песню сложить. Много друзей у меня, только…»

Закончить он не успел, потому как дверь распахнулась настежь и в комнату влетел Ансельм.

– Монсеньор, я только что разговаривал с мастером Може, – выпалил он, имея в виду одного из недавних гостей Ричарда, архидьякона из Эвре. – В конце недели он уезжает обратно в Нормандию и уверяет, что с удовольствием заедет в Пуату и передаст письма твоей супруге и сестре. Ко времени его приезда туда женщины должны будут уже добраться до Пуатье.

Он радостно улыбнулся, но улыбка его померкла, когда Ричард покачал головой.

– Я уже написал им и передал письма с гонцом, отправленным ими из Рима.

– Знаю, сир. Но твоя госпожа наверняка будет счастлива получить новую весточку…

– Я сказал, что нет, Ансельм!

Ричард не собирался повышать голос, но исполненная благих намерений навязчивость капеллана вывела его из себя. Над теми первыми письмами он корпел много часов, не в силах подобрать верные слова, и не желал проходить через эту пытку снова. Ну о чем еще написать Беренгуэле? Рассказать про погоду в Вормсе? Про сны, в которых он видит себя погребенным заживо во французской темнице, что чернее любой преисподней? Про то, как согласился на очередную уступку этому сукину сыну Генриху и предал монахов из Гластонбери?

Ансельм оторопело смотрел на него, и его замешательство только сильнее разозлило Ричарда. Уж если Ансельм не понимает, то как, скажите Бога ради, поймет Беренгуэла? Король встал, потеряв интерес к музыке и подмечая воцарившуюся тишину и направленные на него взгляды. Избавление пришло с неожиданной стороны, а именно от попугая.

– Черт побери! – произнесла птица с неожиданной отчетливостью.

Мужчины в удивлении рассмеялись, и неприятный момент был пройден, хотя и не забыт.

* * *

Гуго де Нонан, епископ Ковентрийский, был живым подтверждением того, как обманчива бывает внешность. Был он дородным, краснощеким, с напоминающей тонзуру монаха плешью на макушке, а его голубые глаза окружала сеточка морщинок, какие образуются при улыбке. На первый взгляд прелат казался благодушным добряком, смахивая на святочного деда. Но располагающая наружность и улыбчивость были всего лишь маской, под которой скрывался человек циничный, пронырливый, амбициозный, вероломный и в высшей степени безжалостный к тем, кто стоит у него на дороге.

Впрочем, сейчас он был выведен из равновесия, и его добродетельная личина покоробилась по краям.

– Лицезреть тебя, монсеньор, услада для этих старческих глаз, – пробормотал он, но льстивое приветствие прошло мимо цели, и епископ, похоже, понял это, потому что отвел взгляд от Ричарда.

– Ты не спешил откликнуться на мой призыв, милорд епископ, – сказал король, и каждое его слово было холодным как лед. – Я уж было подумал, что ты вслед за моим братцем сбежал к французскому двору.

– Ни в коем случае, сир! Если ты усомнился в моей преданности, это плод наговоров. – Епископ бросил ядовитый взгляд на канцлера, говоривший, что не составляет труда догадаться, с кого надо спрашивать за навет. Лоншан смотрел в ответ, напряженный и готовый ринуться в схватку.

– Канцлер заслужил мое доверие. А ты нет.

– Монсеньор, это несправедливо. Твой господин брат унаследует престол, если тебя постигнет беда, и я воздаю должное его рангу, но не более того. Моя преданность к тебе не поколебалась ни на миг, ни на единый удар сердца.

Ричард даже не пытался скрывать скептицизм, потому что хотел проучить Нонана – пусть до мозга костей проникнется страхом лишиться королевской милости.

– Если так, ты, должно быть, захватил с собой щедрый вклад в выкуп за меня?

Розовые щеки Гуго сделались пунцовыми.

– Сир… У меня действительно было такое намерение. Я выехал из Лондона, имея при себе крупную сумму. Но на дороге на нас напали разбойники и отобрали все до последнего фартинга. – Тут епископ повернулся и устремил обвиняющий перст на Лоншана. – И все это происки этого человека!

Лоншан сначала пришел в замешательство, затем в ярость. Но прежде чем он успел разразиться возмущенными отрицаниями, Ричард предостерегающе вскинул руку.

– Напрасно ты так думаешь, милорд епископ. Канцлер находился при мне с тех самых пор, как в начале июля устроил перемирие с королем французским. Смею тебя уверить, что он не рыскал по английским дорогам в обличье разбойника.

– Я не утверждаю, что он сам был главарем шайки, монсеньор. Но уверен, что он подослал мужа своей сестры, кастеляна Дуврского замка!

Ричард с первого взгляд на канцлера понял, что Лоншан ничего об этом не знает.