Игорек лег на топчан. На спине было очень неудобно, запрокинутая голова затекала, а если закинуть за нее руки, то натягивался живот и сразу начинало тошнить. Игорек стянул с себя плащ, завернулся в него, как солдат в шинель, подоткнув под голову смятую верхнюю часть вместо подушки, подложил под щеку ладонь и затих. В камере было прохладно, но не слишком, в дрожь пока не бросало. Подташнивало немного. Понемногу стены начали вращаться вокруг него, все ускоряя свою круговерть.
Он был действительно крепко пьян, но совсем не так сильно, как выглядел и как думали окружающие. Все, что он делал, делалось совершенно осознанно, так все и задумывалось. Так и должно быть.
Несмотря на опьянение, сон не приходил, он даже начал считать, то и дело сбиваясь, до тысячи. На цифре семьсот тридцать два он не смог вспомнить следующее число, и отключился. Скучающий капитан и другие милиционеры несколько раз за ночь подходили к окошку в двери, чтобы посмотреть на узника, но тот спал, никак на них не реагируя.
Когда Игорек открыл глаза, часы в дежурке показывали половину шестого, но он об этом, естественно, не догадывался. Сознание вернулось сразу, о вчерашней пьянке напоминала только глухо болящая голова и отвратительный привкус вчерашней блевотины во рту. Хотелось воды, но Игорек не стал привлекать к своей персоне внимание «обслуживающего персонала». Во-первых, он не знал, сколько сейчас времени, а во-вторых, и это было главным, он вообще сейчас ничего не хотел.
Он лежал и бездумно глядел в пыльный потолок. Апатия сковала и тело, и сознание. Он все сделал. Все, что зависело от него. И изменить уже ничего было невозможно, все, что произойдет дальше, свершится уже не по его вине или желанию. Он свою функцию выполнил, дальнейший ход событий определяют другие действующие лица этой пьесы. Не было никакого смысла ломать голову над тем, как он осуществил свою операцию, ни отыграть назад, ни переделать ничего нельзя. Можно только лежать и ждать.
Чего ждать? Победы или расплаты? Говорят, неизвестность пугает. Но Игорек ничего не боялся, перегорел, как говорят спортсмены. Он полностью ушел в себя, как дзэновский монах, эдакий Бодхидхарма в камере. Ни единой мысли в голове, ни переживаний, ни страха, ни волнения, полное отупение в ожидании результата. Он даже не знал, сколько еще ждать, и есть ли смысл это делать.
Около семи часов в окошко заглянул вчерашний капитан. На топчане он увидел неподвижную мумию с открытыми глазами.
– Эй, постоялец! – позвал задержанного милиционер. – Очухался?
Вместо ответа Игорек сел на нарах и равнодушно посмотрел на побеспокоившего его человека.
– Ну? – наконец выговорил он.
– Тут трубка твоя надрывается, все мозги уже проела. Как вы такую херню в кармане таскаете?
– Чего говорят? – не удостоил его ответом «постоялец».
– Не знаю, не спрашивал. Ждешь звонка?
Игорек пожал плечами.
– Ну так че, возьмешь трубку? Или я ее расколошмачу к чертовой матери! Даже из сейфа покоя не дает.
– Тащи, – согласился Игорек.
– Ладно, – буркнул капитан.
Он пошел по коридору в дежурку, сердясь сам на себя. Этот сопляк разговаривал с ним так, словно это секретарша спрашивала его, ответит ли он на звонок, а не ночной хозяин милицейского пикета, куда он залетел по пьяни. Но что-то внутри находило этому унижению оправдание. И дело было даже не в просьбе майора из казино, и не вознаграждении, на которое небезосновательно рассчитывал капитан. Этот парень сегодня выглядел совсем не так, как вчера вечером. Это был уже не перемазанный соплями перепившийся пацан с мобильником в кармане, от его напряженной суровости так и перло холодной силой.
Принеся отчаянно верещавшую трубку, капитан окликнул Игорька, и просунул ее между прутьев решетки. Игорек взял телефон, сел на топчан, долго смотрел на мобильник, не отвечая. Наконец, он тяжело вздохнул, нажал на кнопку ответа и поднес телефон к уху.
Капитан с ухмылкой покачал головой. Человек в камере, говорящий по сотовому, смотрелся, как персонаж плохого детектива про мафию. Никогда он не думал, что увидит такое в своем хозяйстве. Это в Бутырках воры свои семинары проводят под неусыпным оком оплаченных вертухаев, а в райотделах к попавшему в их руки жулью относятся, обычно, без благоговейного трепета. А вот поди ж ты, дождался!
Парень тем временем опустил телефон на колени. Лицо его было странным, на нем смешались страшная усталость, полное внутреннее опустошение и что-то еще, чего капитан не смог понять.
– Мне надо выйти отсюда, – неожиданно произнес парень, причем совсем не просящим тоном, словно это даже не подлежало обсуждению.
Капитан хотел возмутиться, изобразить праведное негодование наглостью задержанного за хулиганство, но почему-то не стал.
– Что, помер кто-то? – поинтересовался он.
– Вроде того, – согласился странный арестант.
– Не положено, вроде, – попытался удержать реноме милиционер.
– Не обижу, – уверил его парень, и было понятно, что так оно и будет.
– Ладно, – махнул рукой капитан, открывая дверь.