Капкан для MI6

Юрий думал, что молчанием обеспечит себе безопасность, но этот проныра-следователь уже прознал и о Граевском, и о Воробьеве — и пусть Ермилов не знает истинной подоплеки их взаимоотношений, однако если он начнет таскать их на допросы, Дедову не поздоровится…

Когда уже Ермилов вышел из «Матросской Тишины», поднимая воротник и зябко поводя широкими плечами (в кабинете для допросов топили кое-как, и Олег здорово промерз), в кармане тренькнул мобильный. Звонил криминалист:

— Олег Константинович. Вот мне любопытно, а чей это ящичек металлический? Такой занимательный.

— А если ближе к делу? — Он уже подошел к остановке и видел, что подъезжает троллейбус № 32. Олег надеялся за три остановки до метро «Сокольники» чуть согреться, а там и в метро, и домой. — Нашел что-нибудь?

— Я смог все же вычленить фракции лопнувшего стекла от ампулы…

— Ампулы? — переспросил Ермилов, проталкиваясь в троллейбус.

— Полагаю, что это была ампула. Там содержался палитоксин. Благо он разлагается при температуре в 300 градусов, а твой ящичек горел все же с чуть меньшей температурой. Ее хватило для всего остального содержимого, но не для стекла и не для палитоксина.

— …токсин? — переспросил следователь. — Это что-то вроде яда?

— Яд небелковой природы. Передам тебе завтра заключение. Мне даже пришлось проконсультироваться со специалистом в этой области.

— Да-да, спасибо, с меня причитается, — задумчиво пробормотал Олег, пытаясь осознать, откуда этот яд в ящике. И если он все-таки принадлежит Дедову, то что это может означать?

Ермилов помотал головой, надеясь, что в голове наступит прояснение, однако оно не наступало.

В квартире стояла подозрительная тишина, когда Олег отпер дверь своим ключом.

— Кто дома? — спросил он, понимая, что Люда еще не вернулась. — Петька, Васька! Пес!

Кличку собаке из-за вчерашнего скандала и суеты придумать не успели, и Ермилов не знал, как обращаться к рыжему подселенцу.

— Пап, это он! — выскочил в коридор Петька. Мальчишка терял тапки и тащил за передние лапы скулившего и упиравшегося задними лапами в скользкий паркет щенка. Васька выглядывал из-за плеча брата, такой похожий лицом на Петьку и все же совсем другой. Флегматичнее, добродушнее и простодушнее. Теленок — так часто называла его Людмила, когда у него отбирали во дворе то мяч, то деньги, то пейджер. А поскольку случалось это с Васькой часто, то и прозвище приклеилось.

— Что он натворил? — с замиранием сердца уточнил Олег.

— Разбил, — плаксиво скривился Петька, пытаясь бить на жалость. Но догадываясь, что отца этим, как мать, не проймешь, на всякий случай стоял в конце коридора, на безопасном расстоянии. — Пластинку.

— Высоцкого? — обмер Ермилов.

— Нет, «Песни советских композиторов».

— Я тебе говорил не приближаться к пластинкам?! — испытав облегчение, но разозлившись, спросил с угрозой Олег.

— Это собака.

Васька молчал, но по выражению его лица и насупленным светлым бровям не сложно было догадаться, что пес не виноват.

— Оставь собаку! Петр, я кому сказал?! Ну-ка иди ко мне в комнату.

— Не пойду!

Мальчишка стоял, набычившись, готовый оказывать сопротивление.

Ермилов вдруг рассердился. «Привыкли, что им все с рук сходит, — подумал он, накручивая себя. — Мне некогда и неохота воспитывать, наказывать, потому что вижу их не так много, как хочется… А ведь просил не лезть к пластинкам».

Олег сгреб Петьку и уединился с ним ненадолго в комнате. Васька, обняв щенка, с округлившимися от любопытства и страха глазами прислушивался, сидя на коленях около двери. Петька покричал, поревел, выбежал из родительской комнаты встрепанный, с красными щеками, подтягивая треники.

Ермилов, раздраженный, походил по комнате. Взял пластинку с Высоцким и убрал ее на крышку высокого шкафа. От греха подальше. Но мысленно уже вернулся к разговору с криминалистом. «Какой яд? Если это Юрин, то зачем он ему? Ну, хорошо, мошенник, жулик. Так ведь по его статье „вышку“ не дают, чтобы травиться с горя. Да и вообще, три года уже мораторий на смертную казнь. И срок большой не получит, и, вероятно, условный. Для кого же яд? Убивать собрался? Или уже?… — От этого предположения Ермилову стало не по себе. „Нет, наверное, это все же контейнер не Дедова. — Следователь хлопнул себя по лбу. — Елки-палки! Контейнер же из диппочты посольства на Кипре. Значит, Руденко сможет узнать, чей он. Только сперва получу заключение экспертизы. Тогда будет более предметный разговор“».

Он услышал шум в коридоре. Звонкий голос Петьки, жалующегося матери. «Двенадцать лет парню, а ведет себя как детсадовец. Ябедничает на отца, — с обидой подумал Олег и с опаской прислушался. — Сейчас Люська даст мне прикурить».

Но Людмила негромко и раздраженно осадила сына:

— Я тебя предупреждала, чтобы не лез к проигрывателю. Получил, и поделом! — И уже спокойнее: — Поставь кастрюлю на плиту. Ужинать будем. Васька, убери пса, он мне все колготки изорвал. Вы придумали ему имя?

— Мартин, Март, — важно предложил Васька. Судя по его голосу, он весь день сочинял.

— Почему не Апрель? — съехидничал Петька.

— Пусть будет Мартин, — твердо сказала Людмила. — Зови отца.