Я был у себя в кабинете, когда раздался звонок от Серафима. Он уже знал о том, что я прилетел, и собирался отчитаться по ситуации, что сейчас сложилась вокруг Влада в частности, и в Братстве в целом. Очень кстати, вашу мать. Последние десять минут я и сам буквально мечтал об этом. То, что доносили мне знакомые и ли партнеры по бизнесу пока еще казалось маловероятным, но уже настораживало. Бунты. Поговаривали, что сам Влад решил подогреть обстановку в клане с их помощью. ВО что изначально верить не хотелось, учитывая то, что на носу были выборы. Я еще не знал о том, что по предварительным данным Влад Воронов их благополучно проигрывал своему оппоненту Альберту Эйбелю.
Именно поэтому и ждал звонка главы ищеек, надеясь на то, что уж он-то точно обладает всей полнотой информации. Но то, что рассказал мне Зорич практически выбивало почву из — под ног. В голове не укладывалось, что Влад способен на подобный поступок. Это объясняло многое.
Почти три года демона не было слышно. Клан мало-помалу оправлялся от нанесенного этим подонком урона. Черные львы старались поскорее забыть тот ужас, что им пришлось пройти. Кому — то это удавалось, кому — то нет. И, конечно, глупо было бы предполагать, что Король Братства входит в первую группу. Такое не забывается. Влад чувствовал на себе ответственность за каждую жизнь, что унесла проклятая война. По-другому и не могло быть. Он правитель. Он каждый день корил себя за то, что Асмодей ушел от наказания. Я это знал. Слышал в его голосе при телефонных разговорах, видел в глубине глаз при каждой встрече. Там затаилась боль. Та, которую он успешно прятал от поданных холодностью, а от дочерей и внуков радушными улыбками. Вот только я за сотни лет слишком хорошо изучил своего брата, чтобы поверить тому, что он смирится с произошедшим.
Он изменился. Очень сильно. Стал более жестким. Жестоким. Теперь это уже был совершенно другой Влад Воронов. Мир как будто разделился для него на своих и чужих. И, черт тебя побери, оказаться в категории его врагов.
Но чего я точно не ожидал от брата, так это того, что он решит украсть дочь Асмодея. В другое время я бы восхитился этим поступком. Да, что там говорить, я бы сам, лично, выкрал это исчадие Ада и привез к нему. Но не сейчас. Не тогда, когда клан только начал поднимать голову. Когда мы были еще слишком слабы для того, чтобы дать достойный отпор. Раз и навсегда покончить с демоном. И не тогда, когда мне есть, что терять. Нечто намного большее, чем власть или уважение подданных. Те, за кого я эгоистично готов отдать еще столько же жизней, делая вид, что забыл произошедшее с нашим кланом.
Серафим отчитался и замолчал, хладнокровно ожидая моей реакции на услышанное. А у меня появилось смутное подозрение того, есть что-то еще, о чем он умолчал. Я нутром это чуял. Что-то не менее важное, чем похищение отродья демона и слежка за Марианной. Проклятье. Руки непроизвольно сжали подоконник. По донесению Зорича за Марианной вели наблюдение ищейки Северных львов. Долбаный Эйбель. Он тоже что-то затеял, и, я голову готов дать на отсечение, что немец связан с Асмодеем. Уж если и сохранилось у меня какое-то из человеческих чувств, то это интуиция. Вспышка злости охватила тело, глаза заволокло красной пеленой. Какого хрена, Влад? Почему ты даже не посоветовался со мной. Хотя, когда это он считался с мнением своего блудного брата. Он же аристократ. Лев. А не презренная Гиена, каковой он до сих пор, видимо, считает меня.
Я лежал с закрытыми глазами на нашей кровати и думал, думал, думал. Голова уже отказывалась работать, посылая меня к такой-то матери.
Услышал тихие шаги жены. Марианна открыла дверь и зашла в комнату. Воздух сразу наполнил ее аромат. Я шумно втянул его в себя… Мой любимый парфюм. Самый возбуждающий и самый дорогой для меня.
— Не притворяйся, что спишь, Николас. Или так притомился за последние пять сотен лет, что решил отдохнуть?
Марианна села на край постели и провела пальчиком по моим бровям, будто стараясь разгладить складку между ними. Все так же с закрытыми глазами я наслаждался ее такими простыми и невинными прикосновениями. Палец спустился по щеке вниз и начали обводить губы. Я высунул язык и облизал его, затем медленно втянул в рот и услышал, как она прерывисто вздохнула. Я открыл глаза и встретился с ее взглядом. Что только в нем не отражалось: и зарождающееся возбуждение, и бездна нежности, и тонна беспокойства. Все-то ты чувствуешь, маленькая моя. Как же мне оградить тебя от всего этого…
— Они уже ушли, Ник.
— Я знаю, девочка моя.
Я притянул ее к себе и обнял. Марианна устроилась у меня на плече, забравшись с ногами на кровать. А я наслаждался минутами спокойствия с ней, безотчетно гладил ее волосы и плечи.
— Малыш, как ты смотришь на то, чтобы поехать в Прагу? Представь, как там сейчас красиво…
— Без тебя? — она нахмурилась, — Даже не думай.