Капкан из серебра с эмалью

– А Сандро, значит, в другую породу пошел? Я имею в виду не сестру уважаемой Венеры Аристарховны, а ее мужа.

– В точку! – обрадованно кивнул Анастасович. И, обнаружив в госте понимающего человека, дал развернутую справку.

По паспорту Сандро был Александром Вахтанговичем Таришвили. Полным сиротой. Родители маленького Саши и одна из его бабушек погибли в автокатастрофе, когда мальцу было четыре года. Мальчика взяла на воспитание мама Венеры Аристарховны. Жалела, баловала…

– Упустили мы Сандро, – расстроенно покачивая головой, сетовал Покатутас. – Вино, танцы-шманцы, девушки…

Денег у сироты, как досадливо выразился грек, куры не клевали. Пожилые небедные родственники помирали один за другим, в наследство мальчику остались две квартиры в наиболее хлебных местах Большого Сочи и внушительное домовладение в Лазаревском, где позже выстроили отель на тридцать апартаментов. В том отеле у землевладельца Таришвили осталась приличная хлебная доля.

– Благодетель наш помог. Не то ощипали бы Сандро как липку.

Грек мотнул затылком назад, и Гущин, удивленно поглядев на тыловой забор «Эллады», поинтересовался:

– Что еще за благодетель?

– О! – Покатутас расцвел улыбкой, перегнулся через спинку кресла и показал рукой на дом, стоявший на склоне горы среди джунглей. – Виталий Дмитриевич, наш сосед. Это благодаря ему в нашем переулке дорога в отличном состоянии и газифицировали нас в первую очередь. И пляж, – Анастасович значительно поднял вверх указательный палец, – полностью не оттяпали, и дорожку к нему не перекрыли. – Хозяин «Эллады» мстительно поглядел на осветившиеся окна многоэтажного отеля. – Не то, понимаешь ли, по-тихому, когда строительство началось, дорогу перекопали, котлованом перегородили… вроде бы как потом, когда отстроимся, опять откроем. Но мы-то опытные, мы-то знаем – если перекрыли, потом уже не откроют. Забором территорию огородят, и наши гости в пятьсот метров крюк до моря будут делать! – Покатутас схватил бокал и показал его дому на склоне горы: – Здоровье Виталия Дмитриевича.

Майор тост поддержал, хлебнул «Метаксы». Возвращая бокал на стол, поинтересовался:

– Виталий Дмитриевич влиятельный человек?

– Дай Бог ему долгих лет жизни – в мэрии работал, но простых соседей никогда не забывал.

– Работал? А сейчас на пенсии?

– Да куда там пенсия. Молодой еще, – грек поднял глаза на свисающий с деревянного потолка белоснежный плафон, – так-так… его сыну Косте в прошлом году тридцатилетие отметили, а он родился, когда Виталию еще и девятнадцати не было…

– Сплетничаем, значит, да?

Покатутас отвел глаза от потолка: на террасу заходила Венера Аристарховна. Но недовольный тон мадам Покатутас был адресован не болтливости супруга, а значительно пониженной ватерлинии «Метаксы».

– Не сплетничаем, – ворчливо поправил жену хозяин личной Эллады. – А разговариваем с умным человеком о жизни. Станислав Петрович собирается писать о Сочи…

– Много он так напишет, – едва слышно буркнув, перебила тезка утренней звезды, и Стас запереживал, что быстро станет здесь персоной нон грата.

Но Покатутас лучше знал свою супругу. На столике возник пустой бокал, куда грек быстренько накапал коньяку.

– Садись, родная, посиди с мужчинами. Поддержи беседу, отдохни.

Венера Аристарховна не отказалась снять усталость. Слегка отведав коньячку, владелица и повар «Эллады» блаженно откинулась на удобную спинку плетеного кресла. Расслабленно вытянула ноги.

Вечер становился по-книжному томным. В кустах распевали голосистые цикады, легкий ветерок шевелил листву. Негромко скрипнула калитка, по широкой площадке поплыл сумеречный призрак.

Ощущение инферно женской фигуре подарил слегка фосфоресцирующий белоснежный наряд – трепещущая юбка в пол и широченная футболка.

Загорелые руки-ноги и голова на этом фоне терялись, создавалось впечатление, будто над плиточной площадкой парит безголовый призрак.

У Гущина невольно опустилась челюсть. Фигура женщины попала под свет низкого фонаря, свет ударил женщине под подбородок, и ее лицо приобрело совершенно фантастический, устрашающий вид. Когда-то в турпоходе, рассказывая сыну страшилки, Стас для пущего эффекта пристраивал у груди фонарик, и тени превращали его в типичнейшего вурдалака. Но в тот момент челюсть Гущина отпала вовсе не из-за впечатления, что по двору «Эллады» шагает женщина-вампир; едва фонарь осветил лицо, майор мгновенно опознал в ней Мыльникову.

Что греки, надо сказать, сделали гораздо раньше, узнав наряд вернувшейся москвички. Георгий Анастасович всплеснул руками и воскликнул:

– Мариночка, Марина, ну где ж вы пропадали?! Почему не предупредили? – Покатутас подорвался с места и побежал к запропастившейся постоялице. – Вам с работы звонили… какая-то Иванова…

Судя по тому, что медальный профиль Венеры Аристарховны приобрел отчетливо неприязненное выражение, о запропавшей гостье греки шибко волновались. Венера просто убивала взглядом загулявшую красотку. И не пошла ее встречать, доверив это мужу.