Капкан из серебра с эмалью

В кармане Гущина пискнул телефон, сообщая о поступлении сообщения. Стас быстро достал смартфон и прочел послание Медведева: «К дому подъехал джип, вышла женщина в белом. Кажется, это Мыльникова. Номер джипа не виден, но марка соответствует машине Абрамяна».

Гущина уже успели оповестить, что любовник Мыльниковой взял несколько отгулов, но его нигде не могут разыскать. Догадка: Марина где-то вместе с Артуром, похоже, оправдалась. Вторая догадка: у Мыльниковой разрядился телефон, и вскоре она снова появится в сети, – подтвердится чуть позже: едва войдя в номер, девушка наверняка поставит мобильник на зарядку.

Стас быстро набрал сообщение: «Если Мыльникова включит телефон, известите ее обо всем. Чуть позже я приду к ней в номер», отправил его Саше и бросил взгляд на поднимающегося по ступенькам террасы Покатутаса. Выражение облегчения чуть ли не выбивало у того слезу. И это чувство разделял с ним Гущин, в голове которого пульсировала мысль: старший лейтенант жива, жива!

И на ее руке блестел серебряный браслет.

Венера Аристарховна отреагировала на возвращение супруга недовольным брюзжанием:

– А я тебе что говорила? Мало ли мы видели таких… гостий.

– Ну как же, Венерочка, как же… – Усаживаясь за стол, сияющий «Тут ас» немного объяснил для Гущина: – Мариночка ушла гулять, ее два дня не было…

– Да приходила она, – пренебрежительно фыркнула «утренняя звезда», – я ж тебе говорила – лебедь был поломанный.

– Какой такой лебедь? – заинтересовался Стас.

– Моя Венерочка работала в лучших отелях Сочи! – продолжая солнечно лучиться, приступил к пояснениям Покатутас. – Вы видели лебедя на своей кровати? – Майор кивнул, внушительное сооружение из полотенца трудно не заметить. – Если к нам заселяются молодожены, Венерочка такую грандиозную пару лебедей творит, что их всегда фотографируют!

– Может быть, лебедь сам собой сломался? – чуть заплетаясь языком, предположил «переводчик с хинди».

Венера Аристарховна распяла его взглядом и гордо заявила:

– Мои лебеди не ломаются сами по себе. Марина – приходила. В ночь с воскресенья на понедельник кровать тоже была заправлена не по-моему. Хотя лебедя она и пыталась поправить.

– Но я же съемку с камер проверял, – виновато повел плечом «Тут ас». – Мариночки на ней не было. Она не возвращалась.

– А мои лебеди – не ломаются. – Мадам Покатутас рефреном поставила в споре жирную точку и поглядела на майора. – Вы уж простите, мы тут со своими заморочками…

– Ну что вы! – в совершенно натуральном восторге, еще под впечатлением появления вполне живого «призрака», воскликнул Станислав. – Сижу и наслаждаюсь! Я же сюда за этим и приехал, за впечатлениями изнутри. Спасибо, что ведете себя так непринужденно, я как будто две недели прожил в вашей чудесной «Элладе», впитываю антураж…

Стас расхваливал довольных комплиментами хозяев, а на подкорке мысль бродила: «Фермер уже навещал отель в ночь с воскресенья на понедельник. Он не нашел Мыльникову в „Элладе“, но проверил номер – браслет мог оставаться в нем. Убийца шарил под матрасом, куда многие отдыхающие прячут ценности и деньги, поломал лебединую шею и не сумел ее исправить. Покрывало на кровати поправил небрежно, впопыхах».

Но вот Георгий говорил, что проверял ночные записи с камер наблюдения. Всего, как успел заметить Гущин, их в отеле три. Одна над домофоном, берет под прицел ворота. Вторая есть в гостиничном холле. Еще одна приглядывает за плодовым садом.

«Фермер живет в „Элладе“? – Сердце Гущина заколотилось. – Кто он? Панкратов? Кто-то из Антоновых?»

Олег – вряд ли. Слишком молод.

Борис? Судостроитель?

Стаса теребил горячий сыщицкий зуд, но он приказывал себе сидеть на месте. Во-первых, думать можно и при Покатутасах. Каждый следователь что Цезарь, способен одновременно делать многое: вести допрос, размышлять, писать протокол и фигуранта контролировать. А во-вторых, майор хотел, чтобы кто-то другой известил Марину о трагедии с подругой и посвятил в тонкости мероприятий. Желательно, чтоб старший лейтенант опомнилась и не искала в майоре Гущине жилетку. К моменту их встречи Мыльникова должна быть адекватной и прорыдавшейся, если это ей потребуется. Марина должна вспомнить, что она не гражданский человек, а старший лейтенант юстиции.

На все про все Стас отвел ей полчаса.

Марина не плакала. Но тряслась, как в ознобе. Ее глаза лихорадочно блестели; постоянно облизывая губы, длинноволосая блондинка сидела на уголке кровати, обнимала себя за плечи и старалась говорить вменяемо.

И начала Марина с оправданий. С того, как получилось, что до нее было не дозвониться. Она приехала поздним вечером в пятницу, но бывший любовник не смог ее встретить – уик-энды семейный Абрамян традиционно посвящал жене и детям. Но на понедельник (начиная с вечера воскресенья) исхитрился сочинить себе командировку. Попросил у друга катер – великолепную посудину с вместительной каютой, обиженной Марине о своих планах не сказал. Мыльникова вообще отказалась с ним разговаривать, не отвечала на звонки, наказывала.

Абрамян подкараулил бывшую любовницу возле отеля, ловко заманил ее на яхту и увез… увез, увез.