Капкан на честного лоха

– Где мы находимся?

– Хрен его знает, – неожиданно признался Урманцев. – По моим расчетам, мы ещё три часа назад должны были выйти к реке. А дальше пошли бы вверх по течению и следующей ночью наверняка вышли к Ижме. Но никакой реки в помине нет. Одни чертовы болота.

Климов забыл про усталость.

– Тогда нам надо идти, а не отдыхать, – сказал он. – Надо быть в Ижме на рассвете завтрашнего дня. Во что бы то ни стало. Это самый крайний срок. Если мы не успеем, считай, все было напрасно. Мы останемся без денег, без документов, без всего. Она уедет, тогда…

– Знаю, – поморщился Урманцев. – Уедет. И правильно сделает – такой уговор. А не уедет, так сядет надолго в женскую зону. И не её вина, что все паскудно вышло. Ты говоришь, надо дальше идти. А ты долго ещё пройдешь без отдыха? Ну, пусть на пару часов тебя хватит. А дальше? Мне мешок бросить и тебя нести?

– Джем, – крикнул Урманцев. – Умеешь палатку ставить? Не лежи на земле. Застудишься, дурак.

Молчание. Цыганков, перевернулся со спины на бок, подогнул колени к животу. Уши меховой шапки опущены, воротник бушлата поднят, руки спрятаны за пазухой. Кажется он видел седьмой сон.

Костер взялся разводить Климов. Он настрогал ножом растопку, щепки и стружки с сухих кустов. Уложил растопку шалашиком, достал из мешка огарок свечи, срезал кончик. Сантиметровый обрезок свечи засунул в середину растопки, чиркнул спичкой. Свеча зажгла щепки, через пару минут слабый костерок начал мало помалу разгораться.

Тем временем Урманцев нарезал толстые квадраты рыжего мха, разложил их на земле, вверху расстелил пол двухскатной палатки, закрепил его колышками. Сломал пару сухостойных осинок, воткнул острые концы в землю, приспособив эти дрова под стойки.

Покончив с костром, Климов взялся держать опорные стойки, пока Урманцев закреплял оттяжки палатки, привязывал их к колышкам. Наконец, палатку установили, присели к костру, развязали мешок с харчами. Сняли сырые портянки, бросили их в огонь, натянули сухие шерстяные носки. В эту минуту Цыганков, что-то почуяв, проснулся как по команде, встал, пересел ближе к Урманцеву, растопырил перед огнем пальцы.

Сегодняшний завтрак сильно напоминал вчерашний ужин. На нос по четыре воблы, три сухаря, да пару горстей сушеной каши. А на запивку мутная водица из растопленного снега. Цыганкову в наказание достались только две рыбки: ночью он сачковал, не тащил ни палатку, ни мешок.

– Дай ещё хоть одну воблу, – попросил Цыганков.

Урманцев отрицательно покачал головой.

– Обойдешься. Наш мальчик поел кашки – и хватит, – Урманцев хотел рассмеяться, но вместо этого закашлялся. – Вкусная кашка?

– Да пошел ты, – вяло огрызнулся Цыганков.

Клацая зубами, он проглотил скудную пищу и, чтобы согреться и избавиться от сосущего нутро голода, закрутил самокрутку. Он больше не хвастался вышитым заочницей кисетом, не жаловался и вообще не разговаривал.

Скурив козью ножку, встал на карачки, полез в палатку, устроился на мягком брезентовом полу и тут же захрапел. За ним последовал Климов, занявший место посередине. В палатке было так же холодно, как на улице, но здесь не дул ветер, а сухой мох грел грудь и живот, как добрый ватный матрас. Урманцев залез в палатку последним, положил мешки вдоль ног, застегнул полог. Климов уже спал, чувствуя плечом тепло Цыганкова.

Сны Климова были неспокойными, он заново переживал страхи прошедшего дня и ночи. Он растерял всех спутников, заблудился в незнакомой местности, при переходе через болото провалился под лед и едва не погиб, в довершении всего потерял мешок с едой и остался без куска хлеба.

Климов проснулся оттого, что услышал завывания ветра, качающего палатку, а какую-то тихую возню, будто мыши скреблись над ухом. Наконец, звуки затихли. Климов сел, справа от него лежал на животе и посапывал Урманцев. Полог палатки расстегнут, а Цыганкова рядом нет.

И мешки исчезли. Климов толкнул в бок Урманцева. Тот, совершив секундный переход от сна к бодрствованию, сел, огляделся, за мгновение понял, что случилось. Выглянул наружу, перебирая коленями, выбрался из палатки, вскочил на ноги, озираясь бешеными глазами.

Судя по всему, Климов проснулся вовремя, Цыганков не ушел далеко.

– Стой, сука, – заорал Урманцев.

* * *

Климов откинул полог, он увидел, как Цыганков, набросив лямки мешков на плечи, шагал к дальним кустам. Услышав окрик Урманцева, парень бросил свою ношу на землю, повернулся на голос. Урманцев бросился к Цыганкову, но остановился, не добежав трех метров.

Цыганков выхватил из-за пазухи самодельный нож. Клинок длинный вырублен зубилом из совковой лопаты, заточен и закален. Чирикни таким по животу, кишки вывалятся. Рукоятка деревянная с упором для большого пальца. Цыганков держал нож прямым хватом, рассчитывая нанести удар противнику в нижнюю часть туловища, выше лобка.

Цыганков был ниже Урманцева ростом, не широк в кости. Однако он был довольно мускулист и молод, едва не в сыновья годился Урманцеву. Климов твердо решил, что перевес за Цыганковым, он кончит схватку парой ударов своего страшного самодельного ножа.