Капкан на честного лоха

– Ну, там покойник у них лежал на столе. Местная шпана. Самогоном опился и подох. Вот они, раскольники, по случаю его кончины новую пьянку затеяли. Для них любой повод хорош. Обмывали, так сказать…

Соболев вконец запутался, утомился тупостью и бессовестным враньем капитана. Хотелось взять в руки кувалду и сделать из Аксаева отбивную в штанах и погонах. При одном только виде капитана голова болела ещё сильнее, а затылок словно электрические разряды простреливали.

– Ладно, иди, – устало махнул рукой хозяин. – Составь письменный рапорт.

– Чем составить? – Аксаев пошевелил пальцами сломанной руки. – Я теперь долго не смогу работать в полную силу. Может, писаря нашего попросить за меня написать?

– Иди, – повторил Соболев. – Иначе здесь появится ещё один труп. Обезображенный до неузнаваемости.

Оставшись один, Соболев подошел к окну. Во дворе в десять шеренг, разбившись на отряды, выстроились зэки, вернувшиеся после работы. Началась вечерняя проверка.

Что же будет дальше? – спросил себя хозяин.

И сам себе ответил: ничего хорошего точно не будет. Он проиграл вчистую. Проиграл партию под названием «служебная карьера».

Поиски беглецов сейчас возобновлять нет смысла. Надо ждать новых сведений из оперативных источников. Кто-нибудь зэков увидит, где-то они проявят себя. Может, припухнут с голоду, от безысходности грабанут магазин. Так или иначе, ориентировки уже разосланы. Их ищут, возможно, найдут, как находят многих преступников, объявленных в федеральный розыск. Их свобода лишь короткая передышка перед смертью.

Преступников осудят и снова упрячут на зону. Не на эту, так на другую. И тогда пробьет час Соболева. Он приложит все силы, все возможности, заведет нужные связи или возобновит старые, но житья за колючей проволокой этим паскудам не видать. На любой зоне или в крытке, куда бы они не попали, подонки проживут недолго. И кончина у них будет мучительная, смерть зверская. Так что, проклянут тот день, ту минуту, когда вылезли на белый свет из материнского чрева.

А труп Ткаченко положат в цинковый гроб. Затем гроб поместят в ящик, грузовиком доставят в Сосногорск. А дальше три солдата и офицер из колонии повезут кума через полстраны в последние путешествие. До Вологды, далее через Москву в Воронеж, а уж оттуда рукой подать до родного поселка Россошь.

С женой Ткаченко в разводе, дочь выросла, учится в железнодорожном техникуме где-то под Брянском. Гроб встретят мать и младшая сестра кума Светлана, засидевшаяся в девках. Вот же слез будет…

А Соболеву пришлют нового начальника оперативно-следственной части. Возможно, наверху решат, что до этой должности дорос капитан Аксаев. Как-никак он пострадал во время выполнения ответственного задания. Получил увечье от матерого рецидивиста. Хозяин, разумеется, станет возражать против такого назначения. Но кто прислушается к мнению Соболева после того, что здесь произошло?

Соболев тоскливыми глазами смотрел на опустевший двор. А, может, рапорт об отставке подать? Но чем он займется, выйдя на пенсию? Что он умеет? Какими ремеслам обучен? Нет, отставка – это блажь. Надо работать дальше. Впервые за многие месяцы Соболеву хотелось напиться вдрабадан. Да, хотелось напиться.

Пожалуй, он так и сделает.

* * *

Ближе к вечеру дышать стало совсем нечем. Урманцев почувствовал себя плохо, дважды он терял сознание, из носа шла кровь. Урманцев сидел на полу, задрав голову кверху, Климов положил ему на лицо влажную тряпку, но кровь никак не хотела успокаиваться.

Урманцев выплевывал изо рта слюну, он хотел крепко выругаться, но сил не осталось даже на слова. Майка на груди намокла так, что хоть выжимай, на земляном полу образовалась лужица крови. Когда, наконец, кровотечение прекратилось, Урманцев заполз под лежанку, вытянулся во весь рост и то ли уснул, то ли снова лишился чувств. Климов протер сухие губы смоченным в воде пальцем. Он лежал на полу, хватал воздух раскрытом ртом.

Он снова погрузился в воспоминания. Но от тех воспоминаний мало радости, когда возвращался к недавнему прошлому, прошибал озноб, словно ледяной ветер дул в лицо.

…В бригаде Климова Шмель числился подсобным рабочим. На самом деле он не таскал кирпичи и цемент на последний этаж мебельного цеха, не бегал с носилками, а пользовался большими привилегиями, исполняя разовые поручения бригадира, был на побегушках: поди туда-то, принеси то-то. Единственная обязанность, твердо закрепленная за Шмелем, это присмотр за бетономешалкой. Чтобы не тратить время зря, не гонять подсобных рабочих вверх-вниз с носилками под раствор, бугор решил поднять бетономешалку на последний третий этаж.

Строители делают опалубку, затем заливают здесь же приготовленный бетон – и внутренние стеновые перегородки готовы. Бетономешалку поставили в большом зале, который после окончания строительства должны занять работники администрации, подвели к ней электрический кабель, подсоединили рубильник. Сюда же подносили и складывали в отдельные кучи песок, мешки с цементом, гравий.