Капкан на честного лоха

Возле края тротуара беседовал со знакомой девушкой милиционер из дорожно-постовой службы. На ремешке, накинутом на ладонь, болтался полосатый жезл. Холодок беспокойства проник в сердце Цыганкова.

– А если менты тормознут, ксиву спросят? – спросил он. – Что будем делать?

– Попробуем денег сунуть. Или, – Маргарита не успела договорить, утопила в полу педаль тормоза.

Машина дернулась, пронзительно заскрипели тормоза. Зазевавшаяся худая дворняга, оглушенная весной, оттепелью и солнцем, едва успела выскочить из-под колес.

– Или ещё что-нибудь придумаем, – договорила мысль Маргарита.

На черепашьей скорости проехали знакомую улицу, ту же площадь, одноэтажный универмаг с запыленными черными витринами. Фикус, выставленный за стеклом среди манекенов, пожелтел и загнулся от сквозняков и холода. Через четверть часа выбрались из Ижмы. На выезде не попался ни один милиционер или военнослужащий. Теперь можно прибавить ходу.

Отъехав десять километров от Ижма, остановились. Дождавшись, когда трасса опустеет, съехали с дороги в березовые заросли. Здесь предстояло дожидаться вечера.

Маргарита сняла с заднего сидения чехол, нашла среди березок солнечное сухое место. Бросив чехол на землю, села, привалившись спиной к стволу дерева и вытянув ноги. Пахло весной, сухой прошлогодней травой и солнцем.

Цыганков разложил переднее сидение и проспал до позднего вечера, впервые за многие месяцы поднялся свежим и отдохнувшим. Проглотив банку мясных консервов, выпросил у Маргариты полпачки американских сигарет, скурил одну, и выдал выстраданное собственным опытом наблюдение.

– М-да, это давно замечено. Тот человек, кто курит «Мальборо», в полном порядке. Абсолютно полном. Чего не скажешь обо мне.

– Не волнуйся, и вы будете в порядке, – пообещала Климова.

Цыганкову предстояло пешком топать до староверов, издалека понаблюдать за домами и двором, а там действовать сообразно обстоятельствам. Если нет солдат или милиции, нужно найти того старика, кто приютил беглецов. Старик знает, где Климов и Урманцев. Если же менты и солдаты окажутся на месте, нужно набраться терпения и ждать, когда они отвалят.

К вечеру переменчивая погода преподнесла новый сюрприз. Небо заволокло низкими облаками, солнце исчезло, по лобовому стеклу, крыше и капоту застучали мелкие водяные капли. Начался весенний северный дождь, густо перемешанный со снегом. Цыганков потуже затянул шнурки ботинок, сунул в карман банку тушенки и толстый кусок хлеба. Открыл дверь, ступил на размокшую землю, поежившись от ветра, поднял воротник куртки.

Хотел уже идти, но Маргарита окрикнула.

– Павел.

Цыганков остановился. Его давно никто не назвал по имени.

– Павел, – повторила Климов. – Я хочу тебя попросить об одной веши.

Цыганков терпеливо ждал, капли дождя падали на лицо, щекотали подбородок.

– Поклянись, что не скажешь мужу о том, что видел. Там, в доме. Что хозяин меня… Я не хочу, чтобы муж знал об этом.

– Не скажу, – кивнул Цыганков. – Мало приятного если какая-то гнида твою жену… Точно, не скажу.

– Тогда иди, – сказала Климова. – Ни пуха, ни пера.

Цыганков не ответил. Поминать черта к ночи не хотелось.

* * *

Валентина Николаевна Петухова, хозяйка дома, в котором квартировала Климова, проснулась от странного беспокойства.

Сердце словно чувствовало близкую беду. Взглянула на часы: девять с четвертью. Крепко же она спала, глубоко. Еще не зная, что нынче она стала вдовой, Валентина Николаевна переделала обычные утренние дела, вышла во двор, покормила кур. Когда по тропинке возвращалась к дому, бросила взгляд на окно квартирантки.

Батюшки, одно стекло в правой раме на месте, а второго почему-то не хватает. Хозяйка подошла ближе, чтобы лучше разглядеть окно, может, обозналась. Точно, стекло стоит во внутренней раме, во внешней раме стекла нет. Валентина Николаевна наклонилась, под ногами лежали мелко разбитые осколки. Встав под окном, подала голос.

– Маргарита. Слышь, Маргарита.

Ни ответа, ни привета. Может, спит еще? Или за бочковым молоком убежала? Неосознанное беспокойство острой занозой укололо душу. Валентина Николаевна ещё несколько раз позвала квартирантку и, рассердившись неизвестно на кого, вернулась в дом.

На этот раз в глаза бросилось то, что синяя мужнина куртка из непромокаемой ткани, в которой тот ходит на работу, почему-то висит в сенях на гвозде. И новая шапка тут же. А старого ватника, что Сергей Сергеевич надевает, когда работает во дворе или что-то ладит по хозяйству, нет на месте. Но муж не носит на службу старый ватник. Сергеич следит за собой, со двора не выходит в рваной телогрейке, а у себя в котельной снимает верхнюю одежду, переодевается в робу. Странно…

Валентина Николаевна заварила чай, но беспокойство в душе росло, а темные мысли роились в голове, как густой рой помойных мух.