Жорик слышал это своими ушами. Они говорили по-русски, видимо для того, чтобы сын не забывал родной язык. Теперь вся жизнь Схованского-младшего – это была сплошная языковая практика. Невеста-иностранка, новые американские друзья, лекции на английском, американец-босс. А вот по-русски Григорий мог поговорить теперь только со своими родными. Домой он приехал лишь один раз, сказал, что очень дорогие билеты. По лицу сына Жорик видел, что от родины тот отвыкает. Смотрел с удивлением на забитые машинами улицы города, в котором родился, еще с большим удивлением слушал вечерние новости. Чем сложнее были отношения между двумя странами, находящимися на разных материках, тем больше была пропасть между Григорием Схованским и его родиной. Вернее, страной, которая числилась родиной в его паспорте.
– Как вы здесь живете? – удивленно спрашивал он.
Слишком большая разница была в том, что говорили с экрана телевизора здесь, в России, и как те же новости преподносились в Америке. Жорик со своим беспробудным пьянством невольно помог сыну сделать выбор. Грегори Схованский предпочел Америку, лишь бы находиться подальше от отца. Теперь от семейных проблем его отделял океан.
Что касается жены, Жорик мстительно ее к сыну не отпускал.
– Не нравится – разводись! – говорил он в ответ на жалобы и просьбы, соскучилась, мол. – И вали хоть завтра в свою Америку!
Да, он был человеком добрым. Но из каждого правила есть исключения. Именно таким исключением для Жорика Схованского стала его жена. На нее никакие правила не распространялись. Жорик сам не понимал, что он к ней чувствует. Ненависть? Это как-то… Однозначно, что ли. Нет, это чувство, вернее, целая гамма чувств, гораздо сильнее, чем просто ненависть. Ведь эта сука отравила всю его жизнь! Разве такую жену он хотел?!
Он хотел дом – полную чашу. Хлебосольную хозяйку, которая привечала бы его друзей, а не отваживала бы их. Думаете, охота в пятьдесят лет шататься по кабакам? Пить бог знает где и бог знает с кем? Не мальчик уже.
– Ни хрена ей не отдам! – говорил друзьям Жорик. Тем немногим, что еще оставались в строю.
– И правильно! – поддерживали те. – Сын захочет – позаботится о ней.
То, что Гришка не захочет ничего из его имущества, Схованский предполагал. Вот зараза! Жена то есть. Наследство оставить некому!
«А ведь я еще не старый, – прикидывал он. – Подумаешь, полтинник!»
Когда Жорик со сломанным бедром загремел в больницу, обследование показало, что он абсолютно здоров. И готов к воспроизводству. Второй раз он на эти грабли ни за что не наступит. Не позволит себя «поймать». Вот за то, что эта сука драная его обманула, она не получит ни гроша.
«Делась бы она куда-нибудь, – мечтал Жорик, прихлебывая виски и косясь на соседнее кресло. – Эх, и зажил бы я! Никто бы меня отныне не попрекал, что я много пью, не пилил бы, не капал бы мне на мозги. Что хочу, то и делаю! Вот была бы житуха!»
На пару с матерью они украли у него двадцать лет! Вы только подумайте! Двадцать! Та тоже все время пилила: не пей, Жорик, не пей, Жорик. Слава богу, убралась. Осталась только эта сука.
Жорик невольно вздохнул. И с сожалением посмотрел на стремительно пустеющую бутылку. Купила всего поллитруху! Само собой, назло! Давай быстрее, Георгий, мы на самолет опаздываем! Все равно сорок минут в салоне просидели! И ведь эта дрянь все знала! Жорик понял это по улыбке, мелькнувшей на ее губах. Ненависть, так же как и любовь, обостряет все чувства. У ненависти тоже острое зрение и чуткий слух. Жорик Схованский ни хрена не разбирался в психологии, был человеком недалеким, алкоголиком, но мысли своей жены по одному только движению ее губ или бровей угадывал не хуже любого экстрасенса. Лаская вспотевшими ладонями почти уже пустую бутылку из-под виски, Жорик чувствовал, как у него внутри все закипает, и лишь то, что он находится в салоне авиалайнера и попахивает спиртным, удерживало Схованского от скандала с женой.
Придется терпеть до дома, потому что эта зараза не даст забежать в бар в московском аэропорту. Даже в магазин за бутылкой. А в Москве, как всегда, пробки. Когда-то они еще доедут до дома? Жорик поморщился. Вот же тварь! Сидит, дрыхнет. И даже не думает о его страданиях. Ну, ничего! Как только они сядут в такси, он ей устроит! А уж дома…
О! Дома он на ней отыграется! Была мысль продолжить отпуск и сразу же уехать на дачу, оторваться там, но сначала надо как следует отравить жизнь этой суке. Пусть-ка сбегает еще разок к участковому или мамочке своей позвонит, поплачет. Нет ведь! Не сваливает обратно к родителям, не отказывается от московского имущества и прописки! Упрямая!
«Куда-нибудь она бы делась…» – привычно подумал Жорик и еще раз глубоко вздохнул. Самолет заходил на посадку.
Москва
Три метра в секунду