И, едва жена улетела, Жорик принялся пировать. Теперь никто его не одергивал, не звонил, чтобы проверить, как он там? Не поджег ли квартиру? Снял ли с плиты кипящую кастрюлю, выключил ли утюг? Жорик наконец-то остался один. Эх, вот это была житуха! Та, о которой он всю жизнь и мечтал!
Компания тоже вскоре нашлась. А как же? Свободный мужик, в самом соку, при деньгах. Жорик так и говорил всем, шатаясь по барам:
– Вот, развелся. Все у бывшей отсудил. Укатила с голой задницей, а я теперь в шоколаде! Денег куры не клюют. Думаю: кому бы все оставить? В смысле продолжения рода, – и он принимался ржать.
Слушали его с улыбкой, думали, что бахвалится. Но кое-кто навел справки. Однажды, когда Жорик всерьез заскучал, объявилась смазливая девица. Схованский сразу потащил ее на дачу. Чего, мол, в квартире сидеть? Сауна, бассейн, какой-никакой, а охолонуться после парилки сойдет. Девица (то ли Маша, то ли Наташа) сразу согласилась.
– А у тебя тут клево, – с улыбкой сказала она, осматривая хоромы Схованского.
– А то! В сейфе и бабки имеются. Будешь себя хорошо вести – получишь подарочек. Тут от жены много чего осталось. А она любила брюлики.
Он, как всегда, прихвастнул. Но такая уж у Жорика была натура, широкая.
«Эх, сбылась мечта!» – думал он, развалившись в кресле и попивая виски. Девица в это время кому-то звонила. «Все есть, квартира, дача, две классные тачки… Бизнес… Бабок полно. Дети? Будут и дети! Жениться больше не стану, ну его. Лучше так. Теперь я – хозяин жизни. Как скажу, так и будет. И заживем мы с Махой… Или с Натахой?..»
– Маме звонила, – сказала гостья, появляясь в гостиной. – Сказала, где я.
– Мамаша у нас строгая? – подмигнул Жорик.
– А как же? – хихикнула девица.
– Хватит с меня бывшей тещи. Не… – он зевнул. – Тещу больше не хочу. И жену тоже. Я, Маша, отныне в свободном полете. Давай выпьем?
Она с улыбкой взяла свой стакан. Потом сказала:
– Не, я лучше шампусика. Принесешь?
– Легко!
Он встал и пошел на кухню. Когда вернулся, девица с улыбкой протянула ему стакан с виски. Жорик торопливо открыл бутылку шампанского и окатил кресло, в котором сидела все-таки-Маша, пеной. Девица взвизгнула. Жорик заржал:
– На счастье!
«Сейчас выпьем на брудершафт – и в постельку», – счастливо подумал он. Жизнь оказалась полна приятностей. Вавка-мерзавка украла у него целых двадцать лет! Двадцать лет, которые он мог бы сполна наслаждаться жизнью! Как же хорошо, что Вавка свалила в Америку! От скуки он как-то не выдержал, позвонил.
Ответил сын. Неприветливо спросил:
– Чего тебе?
– Так… Узнать хотел. У вас там все нормально?
– У нас-то да, – насмешливо сказал Гришка.
И тут вдруг Жорик услышал смех. Смеялась женщина. Сначала Схованский даже и не подумал, что это его бывшая жена. Она никогда так не смеялась.
– Кто это у тебя там? – спросил он у Гришки. – Баба, что ли?
– Нет, это мама. Она с Максимом.
– Это еще кто? – проворчал Жорик.
– Ее муж.
Женщина опять засмеялась. Потом с кем-то заговорила. И было в этом голосе столько счастья, что Жорик невольно захлебнулся завистливой слюной. Выходит, ей там хорошо?! Ах, она мерзавка! Да как она смеет?! Он ей покажет!
«А что я могу сделать? Она мне больше никто, – вспомнил вдруг он. – Я в России, а она в Америке. И плевала она на мое наследство. Вон какие у них хоромы! Мужик-то, видать, богатый! И зачем я только позвонил?»
– Ну, все, пока, – торопливо сказал он. – У меня тоже все нормально.
И дал отбой. «Я вот тоже… счастлив», – подумал Схованский, открывая переполненный бар. Бутылки уже некуда было ставить, а он все покупал и покупал…
Почему-то сейчас он вспомнил тот звонок и тот смех. И торопливо налил себе виски.
– Пей, – ласково сказала Маша.
– Ты кто? – прохрипел Жорик, чувствуя, как перед глазами все плывет. Все же перебрал.
– Кто я? – женщина засмеялась.
Только это был совсем другой смех. Какой-то… ледяной. Будто бы из загробного мира. Жорик Схованский почувствовал, как сердце куда-то проваливается. Забилось вдруг сильно-сильно и ухнуло в бездонную яму. Дыхание перехватило, руки враз онемели. Жорик хотел было закричать от страха, но не смог.
– Я – твоя смерть…
Она улыбалась своими черными губами. Только теперь Жорик заметил, что у девицы слишком уж темная губная помада, почти черная. И глаза подведены, как у какой-нибудь проститутки. А звонила она не маме, а, скорее всего, сутенеру. Или просто сообщнику. Жорика решили обчистить. А он, как назло, перепил. Неужели подлили что-то в виски? Точно! Она же клофелинщица, эта девица!
Здоровье у Жорика Схованского и впрямь было на зависть. Уже умирая, он видел, как девица шарит по шкафам, и понимал, что именно она делает. Грубо перевернув его на бок, она стала рыться в карманах брюк, ища там ключи от сейфа. Потом, уже с ключами, торопливо побежала наверх.
– Там ничего нет, – силился сказать Жорик. – Драгоценности у меня в квартире…
Но он ничего не мог сказать, потому что умирал.
Где-то счастливо смеялась женщина… У которой тоже сбылась мечта…
Пойманная мечта… Птица, запутавшаяся в силках и бессильно опустившая крылья. Так, может, не надо? Пусть себе летит…