— Погляди мне в глаза, — сказал я. — Чьи они?
— Не знаю, Дог. Не матери, это точно.
— Такие глаза были у моего отца. Этот малый, видать, наводил ужас на всю округу. Пошли выпьем по пиву. Похоже, ты лет десять в баре не бывал, никак не меньше.
— Накинь еще пять, и я отправлюсь за тобой хоть на край света. — Хантер поднялся из-за стола.
Она сказала, что ее зовут Шарман, но, несмотря на это французское имя, она с таким смаком, как может только полячка, отрезала ломоть настоящей, ароматной колбасы и засунула его между двумя кусками дрожжевого хлеба, который сама замесила незадолго перед тем. Когда она вышла из спальни, завернутая в банное полотенце (чудесные ножки и шикарная грудь) и с улыбкой впилась белыми зубками в сандвич, я не удержался, расхохотался, вылил остатки пива себе в стакан и поставил на проигрыватель пластинку Бетховена.
— Этот старик — просто класс! — поведала мне Шарман.
— Большой?
— Не-а, талантливый. Из тех, что всегда меня удивляли. — Она порвала сандвич на две части и прожевала. — Эй, Дог, он ведь не...
— Не родственник, — успокоил я ее. — Если сын станет покупать своему старику девчонку, полный беспредел настанет, правда ведь?
— Да уж. Но разве раньше не делали наоборот?
— Приходилось слышать об этом. Как-то дали одному мальчишке год, чтобы у того выросли волосы на лобке, и на очередной день рождения потащили в публичный дом. С бедняги сто потов сошло, но у него даже не встал, однако он уговорил дамочку соврать его папаше и отправился домой, хвастаясь направо и налево.
— Ты тоже прошел через это? — спросила она меня.
— Сладкая моя, к двадцати я был уже прожженным профи.
— А в двенадцать?
— Тогда — просто любителем с большим стажем, — сказал я. — Хантер хорошо с тобой обращался?
— Просто сказка. Наверное, стоит переквалифицироваться на старичков. — Она снова откусила от бутерброда и села напротив меня. Полотенце соскочило, но Шарман не успела вовремя подхватить его. Обмотавшись заново, она развалилась в кресле и вытянула свои стройные ножки на стеклянной крышке сервировочного столика.
— Может, скрестишь ноги? — сказал я.
— Угу... — Она прикончила бутерброд и облизала пальчики. — Я тебя смущаю?
— Нет, но ты меня заводишь, а я и так устал.
— Марсия до сих пор в себя прийти не может. Тебе понравилась моя подружка?
— Хорошая малышка.
— Она сдвинутая. Сидела на ЛСД, пока я не стащила ее. До сих пор сказывается. Но теперь она встречается только с нужными людьми. Ей кажется, что ты из ряда вон. Что ты с ней сделал?
— Ей нужна любовь. Кстати, собираюсь отправить ее завтра к одному моему старинному приятелю. Получит работу.
— Она мне сказала. Сто пятьдесят в неделю за письмо под диктовку. Губишь карьеру хорошей профессионалке.
— Весьма сожалею.
— А я нет. Знаешь, она ведь закончила Пемброук. Что до меня, так я еле дотянула до конца курса в школе Святого Эразма в Бруклине. Хотела бы я, чтобы и мне кто-нибудь так же помог.
— Да ладно тебе, Шарман, тебя же все устраивает!
— Это только потому, что я нимфоманка. Я знаю только еще двух девчонок, которые кончают, когда трахаются с парнем за деньги. Наверное, я суперпрофессионалка. Кстати, как ты меня нашел?
— Помнишь Джо Аллена из Бельгии?
— А, старина Джо! Он хотел сделать мне татуировку, — улыбнулась она и осмотрела ладонь в поисках крошек, которые можно было бы слизать. — Он рассказывал мне о тебе, но я ему не поверила.
— Старался, как мог.
— Это так Марсия говорит. А зачем ты приволок сюда старика?
— Хотел убедиться в том, что ему не придется лгать, когда он соберется прикончить меня.
— Ты насчет тех десяти кусков?
— Даже великие адвокаты способны выболтать все проститутке, так ведь?
— Вспомни Мату Хари, — улыбнулась она.
— Вспомни, что с ней стало.
— Вы, парни, все чокнутые, — сказала Шарман.
— Все до одного, — согласился с ней я.
— Психи.
— И я о том же.
Мы сидели в местечке, битком набитом психами, жующими яичницу с тостами, двое парней, наблюдающих, как Нью-Йорк медленно просыпается и собирается на работу. Было семь часов утра. Рваное ухо Лейланда Хантера полыхало огнем, костюм превратился в тряпку, но плечи его развернулись, спина выпрямилась, и он подшучивал и над собой, и надо мной.
— Теперь ты мертвец, Дог. Сумел доказать мне, что не врал, рассказывая о своих похождениях, — сказал он.
— Просто хотел убедить тебя в этом.
Он затолкал в рот последний тост и удовлетворенно отвалился от стола, счастливо улыбаясь во всю рожу.
— Никогда не думал, что такой старый хрыч, как я, способен на нечто подобное.
— И когда это было в последний раз?
— Так давно, что даже не вспомнить.
— Шарман считает, что ты чертовски хорош.
— Как мило с ее стороны. Ее не забудут. Да-а, разве можно забыть такую нежную, шелковую кожу без единого изъяна? А ведь я никогда не помышлял о такой возможности, вот что самое обидное. Больше ни за что не стану убиваться на работе. Кстати, как я понял, ты оплатил их услуги из своего кармана. Сколько я тебе должен?
— Все за мой счет. Всегда чувствовал за собой вину за то, что подглядывал за тобой и старой Дубро, — рассмеялся я. — Чем закончился ваш роман?