Капкан на наследника

Я увидел на лице Шарон отстраненную улыбку, которая напоминала мне что-то давно забытое, и мне показалось, что время повернуло вспять, стрелки часов закрутились в обратном направлении, и прошедшие годы таяли, словно снег на солнце. Слабый зеленый стебелек подрос, подтянулся, и на нем появился первый листок, на котором явно прорисовывалась какая-то цифра, только издали было не прочесть, какая именно.

Стоило мне впасть в раздумья, как Шарон тут же утащили в другой конец комнаты. На ее месте со скоростью звука объявились две блондиночки и залепетали о чем-то своем, и мне даже пришлось улыбаться и отвечать им, пока на горизонте не появилась Мона Мерриман и в своей неподражаемой манере велела крошкам убираться подобру-поздорову, потому что я якобы всецело принадлежу ей. Перед тем как уволочь меня прочь, она с помпой представила меня нескольким друзьям.

— Что? — переспросил я.

— Да ты совсем не слушаешь!

— Прости, куколка.

— Я спросила, чего это Лаген так к тебе прицепился.

— Убей, не знаю.

Она повернула меня на сто восемьдесят градусов и встала так, чтобы никто не мог увидеть серьезного выражения ее лица.

— Можешь считать меня старой сплетницей, Дог, но перед тем, как напасть на эту денежную жилу, я была очень неплохим репортером. У Дика есть компромат, и он хочет заставить тебя ползать у него в ногах.

— Забудь об этом, Мона.

— Сынок... я же говорю тебе, я была превосходным журналистом. Мои сотрудники тоже раскопали кое-что интересное.

Странная она девица, эта Мерриман. Внезапно мягкость покинула черты ее лица, они заострились, стали жесткими, требовательными, а в глазах заплясал огонь.

— Он думает, что в Европе я был большим задирой, — сказал ей я.

— Это так?

— Не просто большим, крошка. Величайшим.

— А теперь?

— Вышел из игры.

— Во дела! По-настоящему?

Я нерешительно кивнул.

— И он может это доказать?

— Никаких шансов.

— Малыш, я могу сыграть на твоей стороне. Это будет великая журналистская песнь.

— Не стоит. Есть другая музыка, и она куда громче этой.

— И надо полагать, в ней гораздо больше металлических ноток?

— Ну, можно и так сказать.

— Грохот бронзовых тарелок?

— Бой никелированных барабанов, Мона.

— И кто же барабанщик?

— Некоторые парни родились под счастливой звездой, им все время везет, — сказал я. — Пошли присоединимся к остальным.

— Тебе вряд ли захочется.

— Почему это?

— Там Кросс и Шейла Макмилланы. Кажется, он очень обеспокоен всем этим мероприятием.

— Только вот сделать он все равно ничего не может, правда ведь?

— Теперь уже не может, ведь твои братья успели одобрить проект, — сжала мне руку Мона. — А ты и в самом деле задал им жару.

— Ерунда, небольшие услуги обществу, только и всего.

— А я слышала, что это был чистой воды шантаж.

— Что делать, если по-другому до моих родственничков не доходит.

— Как бы я хотела заполучить тебя к себе в постель, Догги.

— Но я же не плюшевый мишка, Мона.

— Ты даже лучше вибратора, малыш.

— Да ты, крошка моя, затейница! Чем еще развлекаешься на досуге? — захохотал я и обнял ее за плечи.

— В основном забавляюсь с детками, которые готовы на все, лишь бы выпал тот единственный шанс, который ты только что упустил. Они ведь знают, что в результате я пополню их альбом с газетными вырезками статеечкой-другой про них, любимых.

— Что ж, тогда, пожалуй, напиши мой портрет.

— Да с тебя никто даже зарисовку еще не делал, Догги. Ты не в то время родился, твоя эпоха давно канула в Лету.

— Тонкая у тебя, однако, натура.

— За всю неделю никто не удосужился сделать мне столь шикарный комплимент. Что правда, то правда. Может, именно поэтому ты мне и нравишься. А теперь будь умным мальчиком, убирайся отсюда вместе со своей белокурой крошкой. Что-то наша льдинка начала слишком часто поглядывать в твою сторону, все признаки налицо.

— Какая льдинка?

— Шейла Макмиллан. Я старая кошка, гораздо старше тебя, Дог. Мне достаточно одного намека, чтобы понять, что за ним кроется.

Годы брали свое. Я устал, был раздражен, и вся эта чепуха мне уже давно не казалась забавной. Я думал, что вышел из игры, но не тут-то было. Это все равно что перепутать привидевшийся сон с реальностью, а потом проснуться и оказаться совсем в другом месте и в другое время. Яркий, но холодный солнечный свет наполняет комнату, и ты понимаешь, что это был всего лишь сон, а реальность — она одна: приговор судьи — реальность и твое нынешнее прибежище — реальность, и если подождать еще немного, то можно услышать шаги в коридоре, почувствовать, как касаются твоей ноги ледяные ножницы, разрезающие штанину брюк, и как лезвие выбривает на твоей черепушке маленький участок. А если подождать еще немного, то на твою голову натянут капюшон, а под него подсунут крохотную металлическую пластинку, а потом кто-нибудь включит рубильник, и ток резво побежит по проводам, по твоему телу, и мир превратится в один полыхающий костер из непереносимой боли, и ты можешь попрощаться со своей несчастной жизнью.