Дверь в спальню я оставила открытой, а говорила довольно громко, так что не слышать он не мог, но не отозвался. Я обиделась и твердо решила спать. Однако мне это не удалось. Проворочавшись с боку на бок где-то около часа, я потихоньку встала и прокралась к двери. Роман Андреевич дышал ровно и, разумеется, спал. Нет, это даже интересно: дрыхнет себе как ни в чем не бывало, а тут глаз не сомкнешь. Поражаясь чужой невоспитанности, я осторожно вышла на балкон, взглянула на море, на небо, где вовсю светили луна и ярчайшие в мире звезды, вздохнула и села, привалившись спиной к перилам, на эти самые звезды поглядывая. Чем дольше я на них смотрела, тем громче вздыхала. Тут на балконе возник змей-искуситель в лице Романа Андреевича с шампанским, двумя бокалами и коробкой конфет под мышкой. Молча устроился рядом, открыл бутылку, пробка улетела в заоблачные выси, а нас обдало брызгами, мы засмеялись, потом выпили, потом поцеловались, потом еще посмеялись и допили бутылку, после чего Роман Андреевич признался мне в любви, иезуитски выманил мое признание, хотя я и силилась проявлять здравый смысл и удержать наши отношения в прежних рамках. Это было нелегко, но я старалась, в частности решительно отказывалась покинуть балкон. Вскоре выяснилось, что ничего я от этого не выгадала… В общем, с балкона пришлось убраться, потому что по соседству появился очень неприятный тип и принялся то и дело в нашу сторону коситься, хотя перед ним было море, звезды и он вполне мог занять себя созерцанием курортного пейзажа.
— Надо сматываться отсюда, — внесла я дельное предложение, но в тот момент оно было неосуществимо. Удрать с балкона мы смогли лишь через некоторое время, в продолжение которого дядька стоял столбом и совершенно откровенно пялился на нас. — Какие странные люди, — посетовала я уже в спальне.
— Хочешь, я ему морду набью? — сразу же предложил Роман Андреевич, у которого, как видно, был универсальный способ решения всех проблем.
Женька позвонила в полдень. Роман Андреевич, чертыхаясь, снял трубку после пятого звонка и пролаял:
— Да? — Потом прикрыл ее ладонью и сообщил: — Это Женька.
Я сунула голову под одеяло, от стыда и отчаяния. Подружка пожелает знать, как продвигаются наши дела, а что я отвечу? Дела даже очень продвинулись: двенадцать часов, а мы еще из номера не выходили… и вряд ли выйдем. Есть из-за чего сгореть со стыда.
— Анфисы нет, — бодро докладывал Роман Андреевич. — Она беседует с горничными, выдавая себя за новенькую… А ты как думала? Когда я берусь за дело, все на высшем уровне… Я жду телефонного звонка, пытаюсь связаться с патологоанатомом, который проводил вскрытие… да, есть кое-какие наметки. Пока результатов нет, но к концу недели точно будут… И тебе того же.
Роман Андреевич повесил трубку, забрался под одеяло и заявил:
— Есть результаты, есть.
Не могу сказать, что совесть меня не мучила. В том-то и дело, что мучила и даже ого-го как. Валяюсь на пляже, пью шампанское, занимаюсь… в общем, отлично провожу время, а Женька между тем волнуется, рассчитывает на нас и, возможно, даже рискует жизнью. Я несколько раз пыталась серьезно поговорить с Романом, но, видно, место для разговора выбирала неудачное. На пляже серьезные темы поднимать глупо, в ресторане неудобно, а в номере… Короче, я стыдилась, мысленно ругала себя на чем свет стоит и каждый день собиралась начать новую жизнь, то есть взяться за дело, ради которого мы сюда и прилетели.
На пятый день вновь позвонила Женька, и хотя Роман Андреевич отправил меня на очередное опасное задание и с подругой лично я не разговаривала, но все равно раскаяние мое вышло из берегов, так что я даже немного всплакнула и пожаловалась возлюбенному:
— Рома, так больше продолжаться не может. Надо что-то делать.
— А что ты хочешь? — оживился он, пристраиваясь рядом.
— Прекрати, пожалуйста, — обиделась я, решив, что он издевается, и заплакала по-настоящему. — Неужели ты не понимаешь…
— Я все понимаю, — заверил он, преданно глядя мне в глаза. — Скажи, что ты хочешь? Луну с неба не обещаю, хлопотно, а все остальное за милую душу. Хочешь в магазин? Купим тебе еще купальник, можно сразу три, или платье, то, синенькое.
— Ты издеваешься, — теперь уже совершенно уверилась я. — Чем мы тут занимаемся?
— Ну… — закатил он глазки.
— А между прочим, у меня есть свои понятия о порядочности…
— Я на тебе женюсь, — торопливо заверил он, а я огрела его подушкой.
— Идиот, я имею в виду Женьку.
— На ней не женюсь. Во-первых, она не в моем вкусе, во-вторых, я однолюб, а в-третьих, принципиальный противник многоженства, так ведь никакого наследства не хватит.
— Мне что, надо огреть тебя стулом, чтобы ты перестал валять дурака?
— Не надо стулом, — очень натурально испугался он, а я напустила в глаза тумана и твердо заявила:
— Ты меня не любишь…
— Люблю.
— Если б любил, придумал бы, как выполнить задание. Не могу я, в самом деле, приставать к людям, тыча им фотографию этой самой Нины.
— Да, это работа для профессионала, — согласился мой возлюбленный. — На наше счастье, у меня есть один такой на примете, и как раз в городе Сочи.