Капкан (СИ)

Вспоминаю последнюю встречу с Арианой. Увидел её в школе с мальчиком. Ничего серьезного, они стояли с подругами, слушали, что он им рассказывает, и смеялись. Но я этому оскорбился. Меня раздражало, что она уделяет внимание кому-то другому, не мне. Я, как законченный эгоист, хотел полностью обладать её вниманием. Не готов был мириться с тем, что кто-то ещё может заставить её улыбаться. Меня привело это в настоящее бешенство. Я ни с кем не церемонился, подошёл к ней, забрал и отвёл туда, где никого не было. Накричал на неё, наговорил самых мерзких слов, что мог придумать, обидел и довёл до слёз. Она что-то сказала в ответ, ударила меня, а потом убежала (представить только, сейчас бы она стояла до последнего с ухмылкой на лице и получала удовольствие от моей ярости).

Это все случилось перед началом каникул. Уже на следующий день мы улетели с семьёй на море и наслаждались отдыхом. Хотя я часто думал о том, что неправильно поступил, сорвавшись на ровном месте. Много думал о ней. Мне было страшно, что за месяц моего отсутствия, я стану ей безразличен. Сходил с ума, переживал, что она может продолжать видеться с тем мальчиком и смеяться над его шутками. А оказалось, что пока я отдыхал под палящим солнцем, она переживала самые ужасные дни в своей жизни.

— Он поехал к своему старому другу Геннадию, который никак не был связан с новой, криминальной жизнью Эрнеста. Они не виделись лет двадцать тогда. Геннадий был женат на Марии и у них была маленькая дочь Эмми. Эрнест все им рассказал, попросил помощи, и они, не задумываясь, сделали всё возможное, чтобы спасти девочку. Несколько дней врачи боролись за жизнь Арианы, давая самые страшные прогнозы. А Эрнест сошел с ума, в прямом смысле этого слова. Он не мог простить себя за смерть жены и сына и то, в каком состоянии находится дочь. Он корил себя за все произошедшее и стал терять рассудок. Они успели договориться между собой, что, в случае чего, Геннадий с Марией удочерят Ариану. Так и случилось. Эрнеста они поместили в лечебницу в Богом забытой деревне, где были замечательные врачи, которые долгие годы следили за ним. Вскоре, Ариана пришла в себя, но черепно-мозговая травма сделала своё дело — у девочки была полная потеря памяти, и восстановить её могли только знакомые места и люди. Геннадий воспользовался этим, собрал вещи, забрал семью и без всего переехал в Москву. Он поставил девочку на ноги, оплатив десятки дорогостоящих операций. С помощью гипноза дал ей новые воспоминания о детстве и семье. Сделал все возможное, чтобы сделать её счастливой. Когда мы вернулись с отдыха, их уже не было в городе. Мне сообщили, что все умерли. А однажды пришло письмо от Эрнеста с обратным адресом. Я навестил его, он все рассказал, сообщил кому отдал дочь, просил убедиться, что все у них хорошо. Я нашёл их, когда мы переехали сюда, хотел финансово помочь, но они отказались. Лишь приняли моё предложение работы.

Все встало на свои места. Теперь понятно, почему Медея не помнит ни меня, ни Эрнеста, ни той книги, что мне подарила. А кошмары, что мучают её по ночам, оказываются не снами, а настоящими воспоминаниями. Помню, как однажды она проснулась в слезах, и с диким ужасом в глазах рассказала про горящих людей. Я не придал этому никакого значения, объяснил ей, что это просто сны, и не стоит их бояться. А оказалось, что изо дня в день, она переживает кошмар, случившийся с ней наяву.

— Кто это все сделал??? — в груди кипит желание отомстить, сжечь заживо каждого, кто к этому причастен.

— Я рассказал тебе обо всем, потому что чувствую, что ты обязан был знать правду, связанную с Медеей. Но ты не должен знать ничего больше.

— То есть, ты знаешь тех, кто это сделал, и сидишь, сложа руки? — не верю, что мой отец способен на такое.

— У меня были вы, и я поклялся Эрнесту, ради него, ради его дочери, что никогда не вспомню об этом. Он не хочет мести, ему важно, чтоб Ариана, — запинается, — Медея была счастлива. В этом и есть смысл. Я уважаю его решение, потому что поступил бы точно так же.

Не настаиваю, потому что знаю, что не назовёт имён. Он понимает, что если я узнаю, кто к этому причастен, не стану молчать и сидеть, философски размышляя о чьём-то счастье. Убил беззащитных — жди ответа. И никак иначе.

— Так вы вместе? — уточняет отец.

— Нет, — тяжело вздыхаю, перекручивая в голове всю грязь и похоть, что между нами была.

— Она сейчас удивительней, чем раньше.

— Я бы сказал, да лучше промолчу, — откидываюсь на спинку кресла, массируя виски, стараюсь расслабиться.

— Неужели не зацепила?

— Нечем цеплять.

— Не может быть такого, Роланд. Чтобы сначала целыми днями говорили об одном человеке, а спустя время говорили, что в нем нет ничего особенного!

— Легко, — встаю с места, чтобы уйти и не продолжать этот разговор. — Человеку достаточно потерять то, что в нем цепляло, — бросаю на него короткий взгляд и выхожу из кабинета, хлопнув за собой дверью.