Заказывай. Сереженька любит тропические острова, и при любом удобном случае меня с собой таскает. За эти полтора года мы уже были на отдыхе четыре раза. Хотя, это для Сереженьки - отдых. А для меня - командировка, в которой я ублажаю своего любовника между купаниями. Конечно, другая страна - это интересно. Но не такой же ценой. Трахая каждый вечер Сереженьку, я быстро забываю, что за окном - Москва, Бали или Сочи. Я только мечтаю о двух вещах: возвращении домой, потому что там сексуальные аппетиты моего любовника уменьшаются и (что совсем несбыточно), чтобы у Сереженьки наконец-то вывалилась прямая кишка.
- Олег, а тебе когда-нибудь парни нравились? - Самое главное вовремя спросить.
- Мне девушки нравились.
- А парни прям никогда? И секса с ними никогда не было?
- Первый секс с мужчиной у меня был с тобой.
И, надеюсь, у меня это не войдет в привычку.
- А тебе кого-то хочется? Ну, кроме меня?
Да мне и тебя-то не хочется. Точнее, совершенно не хочется. Только кому это интересно?
- Никого, меня мужчины не интересуют.
Обиженно сжимает губы. Интересно, он на полном серьезе думал, что впутав меня в эти уродливые отношения, он разбудит во мне страсть к людям своего пола? Не может же он быть таким идиотом.
А если серьёзно, трахнул бы я какого-нибудь парня, появись у меня такая возможность? В голове опять возникает орлиный профиль коммерческого директора. Но этот не даст. И, наверно, слава богу.
Вадим Арнольдович после инцидента с обмороком цепляться ко мне перестал. Опять делает вид, что мы не знакомы, хотя глазами так и стреляет, если я рядом оказываюсь. Не знаю, чего ему не хватает. Может, тоже на Бали хочет?
***
Ночами в последние дни снится один и тот же кошмар. Будто я веду машину по трассе, на огромной скорости, и в какой-то момент перед глазами расплывается чернота. Я из последних сил включаю аварийку, жму на тормоз и скатываюсь на обочину. Когда машина ещё едет и под колёсами шумит гравий, я окончательно теряю сознание и не могу пошевелиться.
Сереженька теперь занят мыслями о предстоящей поездке на Бали, я отвлекаюсь от него работой, а Вадим Арнольдович неожиданно начинает проявлять ко мне интерес. Ну, во-первых, у него в кабинете постоянно что-то ломается. Только я не верю, что он настолько криворукий, чтобы по три раза выдергивать одну и ту же розетку. Но каждый раз, когда я её чиню, он задаёт вопросы, на которые приходится волей-неволей отвечать. Сначала это были вопросы про родителей, потом - про ориентацию. А сегодня Вадим Арнольдович превзошёл сам себя. Поинтересовался, сколько мне надо денег, чтобы я перестал спать с Сереженькой. Сложный вопрос, учитывая, что деньги надо будет заплатить Сереженьке, а не мне.
- Миллионов сорок. - Цифру беру с потолка.
- А что так много?
- Не вижу смысла менять шило на мыло.
Вадим Арнольдович подымается, обходит меня и, оперевшись о стену, внимательно меня разглядывает.
- Ты врешь. Что-то тут не то…
- Все то. - Отвлекаюсь от розетки. - Зачем вы каждый раз подымаете эту тему? Вы что, в своей жизни геев не видели?
- Видел. Но они были немного другие.
- Какие, другие? У них росли рога и хвост? - Я уже не работаю. Держа в руке отвертку, смотрю на него, не отрываясь. Он усмехается, пожимает плечами.
- Нет, у них у всех лицо такое. Как сладкое, что ли.
- Есть те, у кого и не сладкое, обычное. Лицо как лицо. - Снова возвращаюсь к работе, уже не обращая внимания на стоящего над душой Вадима Арнольдовича.
- Ты не похож на гея.
Меня это начинает уже выводить из себя. Что ж ты ко мне придолбался?
- Похож, не похож… Давайте только договоримся. Если вы опять захотите поговорить по душам, вы просто подходите ко мне и говорите. А не ломаете розетку!
Попал я в яблочко. Вадим Арнольдович хмурится и возвращается на своё место. Заканчиваю я работу в тишине.
***
В чем проявляется любовь? Конечно же в поступках. Для меня это было и есть. Основа основ. И когда Сереженька говорит, что любит меня, мне становится смешно. Как можно перепутать любовь и инстинкт собственничества? Он ведь даже за человека меня не считает, я для него игрушка, живая и красивая. А любит Сереженька не меня, любит он вкусно поесть, сладко потрахаться и стабильность.
С каждым днём солнце светит ярче, становится теплее, а я, даже несмотря на свой приобретённый дальтонизм, вижу, что тени становятся какого-то другого цвета. Это раздражает, тревожит. Весна - тяжелое время.
В голове раз за разом воскресают воспоминания. Причём такие детали, которых и в жизни-то не вспомнишь. Зачем они?
А ещё меня мучают мысли о Валере. Преступления наказываются каторгой. Моя, кажется, бессрочна. Но совесть меня не мучит. Да и вообще я никогда толком и не вспоминал тот день, выбросил его из памяти, как только это стало возможно. А сейчас… Вместе с набухшими почками, вместе с тёплым ласковым солнцем воскресают призраки тех забытых, замурованных на дне души кошмаров.
В моих воспоминаниях кровь ещё красная. Хотя, я уже начинаю сомневаться, что правильно интерпретирую этот цвет.