Капкан супружеской свободы

– Видите ли, – начал он со вздохом, – то, что случилось в вашей семье, к сожалению, у многих людей вызвало бы именно такую реакцию, какую выдала и ваша психика. Человеческий мозг отказывается существовать в условиях гнета, стресса, отчаяния, и сознание в определенный момент как бы выключается, будучи не в силах выдержать горе. Вообще-то это не самый плохой исход; по крайней мере, организм получает необходимую передышку, чтобы потом снова стать способным к полноценной жизни. Но вам не нужны пока все эти медицинские подробности, ваша задача – выполнять все наши предписания, активно лечиться, не думать ни о чем плохом, и тогда уже вскоре вы будете совершенно здоровы. Вы можете заниматься чем хотите: гулять – у нас прекрасный парк, кстати, – играть в шахматы, читать, работать над новыми пьесами… Все, что угодно, лишь бы отвлечься от тяжелых переживаний и бессмысленных воспоминаний о прошлом.

– Вы хотите сказать, – медленно выговорил Соколовский, не веря своим ушам, – что со мной все в порядке и речь идет только о случайном нервном срыве?

– Вот именно, батенька! – с радостным энтузиазмом подтвердил заулыбавшийся Валерий Васильевич. – Именно: о нервном срыве временного, так сказать, локального характера. Приятно иметь дело с грамотным человеком, так быстро понимающим, что к чему. Разумеется, мы должны еще провести разнообразные обследования, сделать ряд анализов, показать вас специалистам различного профиля, но в целом…

Он говорил еще о чем-то, скрупулезно перечислял какие-то термины и названия аппаратов, перемежая все свои фразы уверениями в том, что ничего серьезного с его пациентом не произошло, но Соколовский уже не слушал его. Разочарование было таким сильным и полным, что ему опять хотелось только одного: остаться в палате наедине с самим собой. Раз все происходящее было только вариацией на тему «Ничего не кончено», это происходящее больше не интересовало Алексея. Он превосходно знал, что не станет стреляться, в какую бы ловушку ни загнала его жизнь. Но при этом не возражал бы, если б судьба позаботилась о его смерти самостоятельно. И если уж он умудрился потерять на даче сознание, то кто заставлял эту злодейку приводить к нему наутро соседа, а потом передавать его в руки знающих врачей? Не проще ли было бы предоставить событиям идти своим чередом и дать, наконец, режиссеру Соколовскому если уж не отпущение грехов, то хотя бы отпущение с этого света?..

– …если вы не хотите их видеть, – уловил он вдруг конец очередной фразы Валерия Васильевича и вскинул на него непонимающие, отсутствующие глаза. Врач заметил наконец, что пациент все это время был погружен в собственные мысли, и мягко повторил:

– Я говорил вам о том, что главное для вас сейчас – это отсутствие негативных эмоций, печальных ассоциаций, тягостных встреч. Поэтому, если вы не хотите видеть кого-то из ваших знакомых, вам достаточно просто предупредить меня. Но поймите, отменить посещения полностью, изолировать вас от людей мы не можем, не имеем права.

«А этот Валерий Васильевич вовсе не глуп, – подумал Соколовский, сумев по достоинству оценить его последнюю фразу. – Понимает, значит, что мне сейчас не нужен вообще никто. Никто, кроме тех, кто навестить меня уже не в состоянии…» И, вновь подымая голову с подушки – на сей раз это резкое движение далось ему уже куда проще, – Алексей решительно заявил:

– Тогда придется попросить вас о бумаге и ручке. Только предупреждаю сразу: список тех, кого я не хотел бы видеть, окажется довольно длинным.

Глаза врача засмеялись, хотя голос остался вполне серьезным.

– Люблю решительных и твердых мужчин. Бумага сейчас найдется. Только, надеюсь, в этом списке не будет имени Александра Львовича Панкратова? А то он уже мается здесь, за дверью, как последний практикантишка – даром что профессор и светило российской хирургии…

– Сашка здесь? Что ж вы сразу-то не сказали, доктор… Столько времени на меня потратили, а он, наверное, объяснил бы мне все скорее и лучше. Вы уж не обижайтесь, но с друзьями разговаривать как-то проще… Зовите его, зовите, Панкратова я всегда рад видеть.

– Ага, ожили. Это радует. Только не торопитесь так. Сначала вот эту таблеточку… так, хорошо. Теперь еще одно дело… А вы, Катюша, принесите пока бумагу и ручку.

Хорошенькая полногрудая сестричка с бойкими черными глазами, уже несколько раз мелькавшая по одноместной, сверкающей стерильной белизной палате Соколовского, выскочила за дверь. А врач, совершая над Алексеем какие-то понятные только ему одному манипуляции, заметил:

– Это будет ваша постоянная, индивидуальная сестра. Между прочим, ее сам Александр Львович выбирал, самую хорошенькую найти постарался…

А с Соколовским опять что-то произошло. Минутное оживление сменилось прежним ужасом, сердце вновь сдавили боль и отчаяние. Эх, Сашка, Сашка!.. Спасибо тебе, конечно. Постарался на совесть, выбрал такую, чтобы ни единой чертой, ни единым нюансом в простеньком лице или пухлой фигурке не напоминала Ксению. Но даже этот контраст невольно напомнил Алексею о тех, кого он потерял, и холод вновь затопил его душу.