Капкан супружеской свободы

Накануне приезда Натали — этот день позднего ноября давно уже был накрепко впечатан в его внутренний душевный «календарь» — Алексей впервые позвонил в Париж, но не бабушке, а Эстель. Они разговаривали и прежде, и всегда это случалось либо по ее инициативе, либо случайно, если она вдруг брала трубку, когда он хотел услышать бабушкин голос, и тогда, безошибочно почувствовав его настроение, она произносила свое мягкое: «Здравствуй, Алеша. Передаю трубку Наталье Кирилловне…» Алексей и сам не мог понять, почему он так осторожен был в общении с женщиной, давшей ему той ночью столько настоящего тепла и невыдуманной радости. Может быть, потому, что боялся разочарования, не смел и в мыслях строить будущее, основываясь на одной только ночи, опасался принять обычное сексуальное притяжение за подлинную страсть?… Во всяком случае, он не собирался обсуждать это с ней по телефону. Вот когда снова увидятся…

— Эстель, я хотел поговорить с вами о пребывании Натали в моем городе, — торопливо и по-деловому начал он, едва заслышав в трубке ее тихое приветствие.

— Да? — откликнулась женщина, и Алексей почувствовал, что она улыбается.

— Видите ли, дело в том… — Он отчего-то боялся высказать просьбу, гвоздем засевшую у него в мыслях, и потому заговорил совсем о другом. — Я хотел сказать вам, что беспокоиться не о чем. Гастроли студенческого театра организованы на хорошем уровне, и я еще подключил свои связи, чтобы ребята смогли не только себя показать, но и увидеть все самое интересное в театральной жизни Москвы. Я думаю, поездка запомнится им надолго. Им забронированы хорошие места в аспирантском общежитии МГУ, но…

Он замолчал, опасаясь быть не так понятым. И тогда Эстель неожиданно пришла ему на помощь:

— Я совсем не боюсь отпускать ее одну. Ведь рядом будете вы, не правда ли?

— А как бы вы с бабушкой отнеслись к тому, чтобы она остановилась не вместе со своей труппой, а у меня дома? Понимаете? — сбивчиво заговорил Алексей, с испугом ожидая, что Эстель прервет его вежливым и вполне обоснованным отказом. — Понимаете, я живу сейчас совсем один, а квартира такая пустая и огромная… Мне было бы легче… Конечно, если вы полагаете, что…

Он совсем запутался и безнадежно прервал речь. Идиот, устало подумал о самом себе. Нашел на что ссылаться — я сейчас совсем один… В том-то все и дело.

И в этот самый момент он уже не шестым чувством, а нормальным слухом почувствовал, как смеется Эстель.

— Ну, разумеется! — весело сказала она. — А мы с Натальей Кирилловной и не подозревали, что вы до такой степени раб условностей… Ваша бабушка даже немного обижалась, что вы не поторопились предложить Натали свое гостеприимство еще тогда, когда вопрос с ее поездкой был окончательно решен. Знаете, Наталья Кирилловна ворчала, что ее собственный внук мог бы показать сестричке московский быт и традиции «изнутри», а не заботиться с такой похвальной тщательностью об организации лучшей гостиницы для ее театра…

Алексей с облегчением перевел дух.

— Слава богу, — сказал он искренне, уже сам не понимая, почему так боялся высказать свое приглашение. — А мне-то казалось, что…

— Она прилетает завтра в полдень, — решительно прервала его Эстель. — Вы сможете ее встретить? И позвонить мне потом на работу, в агентство?

Алексей кивнул, совсем забыв, что собеседница не может его видеть. Сам-то он видел Эстель вполне зримо: вот она стоит, сжимая телефонную трубку маленькой крепкой рукой, и волосы, как всегда, падают ей на лицо, а она убирает их привычным движением, как делала это в саду Тюильри, и в маленьком уличном кафе, и еще потом, ночью, отбрасывая прочь ненужную завесу, мешающую ему прижаться к ее лицу…

— Конечно, мы позвоним, — пробормотал он и поднес трубку к губам так близко, словно пытался дотянуться теперь до губ Эстель. Ему казалось, что в трубке после его слов повисла короткая, нервная пауза; он чувствовал — нет, не так: красивая и желанная женщина там, в Париже, ждет от него еще каких-то слов… Но ему слишком многое хотелось сказать ей, слишком во многом удостовериться, чтобы он посмел обратиться сейчас к ней со словами любви. И, слушая позже короткие, тревожные гудки на линии, он подумал о том, что, даже если для нее все случившееся — лишь дань случайному увлечению, он не станет жаловаться и гневить Бога. Не понимая, что и она теперь думает о том же: не было ли для него это парижское приключение лишь легким экспромтом стареющего мужчины? — Алексей не смел быть уверенным ни в чем. А не надеясь ни на что, бессмысленно загадывать свое будущее. Уж слишком хорошо он теперь знал, что не стоит пытаться устраивать торги с судьбой, не стоит просить у нее больше, нежели она стремится сама отпустить тебе. Надо просто принимать жизнь такой, какой она складывается, и быть благодарным за то, что имеешь. В конце концов, судьба не глупее нас — она не хуже нас знает, что нам нужно…