Чья-то рука легла на плечо.
Арсений Васильевич встрепенулся, вскидывая голову, узнал дочь, виновато улыбнулся:
– Извини, Мариш, вздремнул немного. Который час?
– Двенадцать.
– Максим не звонил?
– Нет. У меня плохое предчувствие, папа. Если он обещал позвонить и не сделал этого, значит, что-то случилось.
Арсений Васильевич с интересом посмотрел на взволнованное лицо дочери:
– Ты его любишь?
Марина покраснела, отвернулась:
– Не знаю… он мне нравится… и Стеша к нему хорошо относится.
– Так в чём же дело? Выходи за него. Или он не предлагал тебе семейной жизни?
– Предлагал… Максим говорит, что любит меня… а я сомневаюсь.
– Зря, по-моему, он решительный и смелый мужик, за ним ты будешь как за каменной стеной.
– Он же чекист…
– Ну и что? Разве работа определяет характер и путь человека? Это как раз человек вносит в работу свое отношение к ней и к людям, оживляет её. Главное, что бы это отношение было добрым. Максим жёсткий человек, но вполне адекватный, он не обидит напрасно.
– Почему же он не помог тебе, когда ты лежал в их клинике? Почему разрешил ставить на тебе опыты?
– Никто на мне не ставил никаких опытов, - поморщился Арсений Васильевич; в этом утверждении он не был уверен на все сто процентов, но волновать дочь не хотел. - И он к моей… гм-гм, болезни не имеет никакого отношения. Он сделал своё дело, привёз в Москву, а дальше я находился под опекой специалистов другого подразделения ФСБ.
– Всё равно он мог бы поинтересоваться, что случилось, и помочь тебе.
– Если бы он не вызволил меня оттуда, кстати, не испугавшись ответственности, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
Марина опустила голову:
– Да, наверное…- Она встала, направилась к выходу из гостиной. - Я сварю кофе.
Арсений Васильевич покачал головой, глядя ей вслед.
Ночь после ухода майора они провели беспокойно, ожидая каких-то негативных последствий побега из клиники. Проснулись рано и стали ждать известий от Максима. Но он не позвонил ни в девять, ни в десять, ни в одиннадцать часов утра, и неудивительно, что у Марины начали сдавать нервы. Она любила Разина, это было видно невооружённым глазом, хотя и не хотела в этом признаваться ни отцу, ни самой себе.
Марина принесла кофе, села напротив. Она постаралась успокоиться, и лицо у неё было бесстрастным, разве что чуть бледнее обычного.
– Что будем делать, папа? Может, поедем в Родомль, к Стеше? Максим же советовал уехать.
– Я тоже об этом думаю, и вот что… - Арсений Васильевич запнулся, почувствовав укол тревоги.
И тотчас же зазвонил телефон.
Оба посмотрели друг на друга, потом Марина вспорхнула с дивана и метнулась к телефону, сорвала трубку:
– Алло!
– Марина, немедленно уходите! - раздался в трубке необычно глухой голос Максима. - Слышишь?
– Где ты?! Что с тобой?!
– Я вас найду! Только уходите… - Голос Максима исчез, в трубке заиграли гудки отбоя.
А Марине показалось, что из трубки выглянул чей то глаз, подмигнул ей издевательски и скрылся. Она растерянно посмотрела на приблизившегося отца:
– Максим…
– Что он сказал?
– Уходите… я вас найду… и всё.
– Значит, надо уходить. - Арсений Васильевич расправил плечи, преодолевая нежелание куда-то ехать и вообще что-то делать. - Собирайся.