Пред ним бессильны новейшие приборы.
Его присутствие предполагается всюду, но, быть может, его и нет нигде…
Речь идет о времени.
Нет ничего на Земле неизменного. Постоянно меняется облик ее поверхности. Преображаются минералы и горные породы. Даже многие химические элементы (а может быть, все?) стареют или рождаются (например, в процессе радиоактивного распада).
Заметнее всего это свойство проявляется в живом веществе, в атмосфере и гидросфере (ветер, течение вод), в биосфере и техносфере.
Даже за недолгий человеческий век нетрудно уяснить, что все эти сферы сегодня уже не те, что вчера, а завтра будут не те, что сегодня, — они непрерывно движутся, видоизменяются.
То же самое можно сказать и о каменных сферах. Только здесь между «вчера» и «сегодня» порой проходят тысячелетия, миллионы лет.
Понять жизнь Земли невозможно без изучения ее истории, а историю Земли немыслимо постигнуть, не выяснив, хотя бы в общих чертах, проблему геологического времени.
Наука, изучающая время жизни Земли, родилась в нашем веке и основывается на новейших достижениях физики.
Наука называется геохронологией. В этом названии звучат имена двух греческих божеств: Геи — богини Земли и Хроноса — бога времени.
И хотя ученые в своих исследованиях не ссылаются на неведомые сверхъестественные силы, имена двух древних божеств, которым никто теперь не поклоняется, постоянно напоминают нам об истоках науки, о прекрасных легендах — драгоценном и неповторимом сплаве мудрости, наивной фантастики и поэзии.
Время…
Что это такое?
Сразу на этот вопрос трудно ответить.
А если подумать?
«Чем больше я заставляю себя думать об этом, тем меньше это понимаю», — признался две тысячи лет назад святой Августин. К мнению его могли бы присоединиться сотни, тысячи мыслителей. Правда, каждый из них пытался все-таки найти правильный ответ.
В учении Пифагора время представлялось в виде сферы, обнимающей весь мир и движущейся вместе с ним.
Философ-идеалист Плотин считал время жизнью души.
«Я понимаю, что все тела движутся во времени, но это движение не есть само время» — писал Августин. И переходил на язык поэзии: «Время есть не что иное, как перемещающееся и непрестанно изменяющееся мерцание».
Рассуждая о времени, даже ученые начинали говорить стихами:
«Время! Где непреложный закон, твое мерное и невозмутимое течение? Разве не сам человек определяет скорость твоего потока и разве не в нем самом признание времени?» (А. Ферсман).
Философы старались познать сущность времени и выразить мысль свою логично и полно.
«Продолжительность есть текучая протяженность», — писал Д. Локк, считая время (продолжительность) особой формой расстояния (протяженности.)
И. Кант возражал: «Время не есть что-то объективное и реальное». «Никто никогда не выводил и не объяснял понятия времени с помощью разума».
Гегель, в свою очередь, не соглашался с Кантом: «Оно есть бытие, которое, существуя, не существует и, не существуя, существует, — оно есть созерцаемое становление».
Фейербах: «Время на самом деле совсем не является одной только формой созерцания, но и существенной формой и условием жизни».
М. Гюйо: «Время есть абстрактный символ изменений Вселенной. Для нас вечность есть или ничто, или хаос; время начинается вместе с внесением порядка в ощущения и мысли».
Г. Зиммель: «Время есть жизнь, если оставить в стороне ее содержание».
Многие из этих высказываний столь же туманны, как и сама проблема времени.
Из всех философов, на мой взгляд, наиболее точно сказал гениальный Аристотель: «Что такое время и какова природа его, нам неизвестно».
Конечно, такого рода неопределенность не могла удовлетворить ученых. Они (главным образом физики) искали формулировок четких и ясных. И находили такие формулировки.
И. Ньютон (конец XVII века): «Обычное время представляет собой некоторого рода чувственную, или внешнюю… меру длительности, определяемую с помощью движения».
«Абсолютное, истинное или математическое время само по себе и по своей природе равномерно течет безотносительно ко всему окружающему».
Н. Лобачевский (начало XIX века): «Движение одного тела, принимаемое за известное для сравнения с другим, называется временем».
Г. Минковский (начало XX века): «Отныне пространство и время превращаются в простой мираж, и лишь их своеобразное единство может претендовать на независимость».