Капли дождя

- Я все продумала, отец, - поспешила заверить Юлле. - Неудача обозлила меня в прошлом году, ты знаешь, что злость делает меня упрямой, и тебя тоже, отец, а я твоя дочь, из упрямства я и поклялась так. Конечно, теоретическая математика нравится мне и сейчас, но по душе и английский язык и привлекает кибернетика. В мои годы трудно заглядывать на всю жизнь вперед. Не бойся, отец, институт я закончу, даже если я и разочаруюсь в своей специальности, без высшего образования не останусь. И английский не брошу на половине.

Андреас внимательно наблюдал за дочерью. То она казалась ему прежней Юлле и тут же представала чужой, новой. Что-то изменилось в ней, только он не мог ухватить; что именно.

- Как у тебя вообще, на работе и... дома?

- На работе? Хорошо, отец. Очень хорошо. Я боялась, что министерство это очень высокое и особое учреждение, боялась, что ко мне отнесутся как к букашке. К счастью, министерство оказалось таким же учреждением, как и все другие. Комната, где я сижу, точь-в-точь как была у тебя в комитете: полно столов, телефоны звонят, люди приходят и уходят. Директора школы, рассмеялась Юлле, - я боялась куда больше, чем сейчас министра.

- Какие у тебя обязанности?

- В основном перевожу. С русского и английского. Министр похвалил мой русский, сказал, что у меня нет вообще эстонского акцента. Сам он говорит с акцентом на обоих языках - и по-эстонски, и по-русски. Таав... товарищ Томсон хочет ввести отдел информации, говорит, сегодня без него ни одно центральное учреждение уже не может обойтись. Обещает в Москве выбить для нас штаты. Ты же знаешь, наше министерство является союзно-республиканским.

- А кто твой шеф? - спросил Андреас.

- Официально я числюсь в административно-хозяйственном отделе. Неофициально же мы, один кандидат технических наук и я, составляем сектор информации, заведующий АХО в нашу работу не вмешивается. Нами занимаются производственный отдел и торговый, а из руководства министерства - твои друг Таавет, которого я должна называть товарищ Томсон, - смеясь, закончила Юлле. Она полностью обрела самообладание.

- Дома как?

- Дома... - Юлле запнулась, видимо думала, что ответить. - Андрес ведет себя как обычно, маме зарплату повысили.

Она помолчала и затем добавила:

- Я, наверное, перееду от мамы. Нашему министерству в конце года выделяют новые квартиры, меня тоже внесли в списки.

Больше Андреас уже не допытывался. Ему хватило услышанного. Если бы не лежал на больничной койке, где самостоятельно и повернуться не имел права, и если б не было посторонних ушей, он бы тут же с пристрастием допросил дочь. К сожалению, он вынужден был промолчать и сделать хорошую мину, потому что при чужих Юлле тут же, как улитка, вползла бы в свою скорлупу.

К вечеру Андреас не находил себе покоя. В обычных условиях он бы я минуты не терял, тут же схватил бы трубку и потребовал объяснения у Таавета или министра. Правда, в обычных условиях служебные заботы и думы были бы связаны с чем-нибудь другим, у него не оставалось бы и времени подумать о дочери. С утра до вечера одни телефонные звонки, бесконечное просматривание бумаг, решений и распоряжений, составление отчетов и проектов, сбор данных, посещение заводов и предприятий, собрания, совещания, беседы и споры, выступления и представктельствование, упорядочение и организовывание, начинания и контролирование. Еще не реализованные дела, не решенные проблемы и конфликты не отпускают тебя и дома, они напоминают о себе даже в туалете. Тут Андреас поймал себя на мысли, что все еще думает о себе как о партийном работнике, составление проектов, организация и контроль - это уже прошлое, прошлым оно и останется. Партийная работа требует крепкого здоровья; когда кончились головные боли, у него была вера, что вновь обретет он прежнюю энергию и волю, но теперь лишь обманывал бы себя такими надеждами. Его батареи разряжены, он уже не в силах заряжать других энергией, еще вопрос, сможет ли он в дальнейшем справляться даже со своей нынешней работой. Андреасу горько было это сознавать. Но и работа печника не позволяла бы столько думать о дочери. С глазу на глаз он, наверное, отчитал бы дочь, а потом жалел бы о сказанном, потому что виновата не Юлле, а министерство, кто-то там, в министерстве. Или в министерстве не знают счета жилью, предлагают квартиру, пусть небольшую, пусть однокомнатную, случайному, едва лишь год проработавшему техническому работнику? Раньше там всегда было туго с квартирами. Что означают слова Юлле? Кто покровительствует ей, кто хлопочет за нее? Потому что без влиятельных или, по крайней мере, ловких покровителей такие вещи не делаются. У Таавета Андреас спросил бы об этом без экивоков, уж не сам ли уважаемый заместитель министра стал опекуном его дочери? Отдает ли себе отчет Таавет или кто другой, что так можно испортить молодую девушку? Привыкнет к опеке, станет приспосабливаться, угодничать. Страшнее всего, что от нее ждут ответных услуг, а какие другие услуги может оказать молодая женщина, кроме как...

Андреас не хотел думать дальше.