Капли дождя

- Хлеб тракториста - тяжкий хлеб, - сказал Николай Курвитс. - С виду работа легкая, сиди в кабине и знай только двигай руками и ногами, гусеницы, или, как в последнее время, колеса, сами везут. У тракториста должна быть и сила, и упорство, и упрямство, в сметка. Рычаг старого "Сталинца" требовал двадцатикилограммового усилия, тягаешь его целый день, будто культурист какой или силач-гиревик свои гири. Потом на гусеничные тракторы поставили гидравлику, чуть легче стало. На "Беларуси", конечно, проще, меньше нужно тратить сил, но и там не нарадуешься. Если бы только рычагами двигать или руль крутить, как на колесном тракторе. Тянуть и жилиться надо все время, солнце тебя в кабине жарит, снаружи ветром прохватывает. Погода ранней весной и поздней осенью обманчивая. А трактористу всегда нужно быть на месте - и в дождь, и в снег, и в слякоть тоже. Трактористом я недолго пробыл. Здоровье поддалось железному коню. В шестьдесят два года в пастухи подался. Волос у меня черный, черный волос и раззадорил баб, начали доярки поить меня сливками, я, правда, противился, мол, чего зря глазами водите, нет у меня ног, чтобы гоняться за вами. А бабы в ответ: они, дескать, и не побегут от меня, сами в руки дадутся. Старуха потребовала, чтобы я оставался дома. Она у меня за молодняком ходила. Пообещала сама и кормить и одевать. Теперь многие мужики, даже помоложе, за счет баб живут, но мне на-хлебницкая доля не по нраву. Из пастухов переквалифицировался в кочегары. Грею котел в новом правлении. Мы построили целый дворец: контора, клуб, физкультурный зал - все под одной крышей, фотография была во всех газетах таллинских, в районную дворец наш не поместился, размер у газеты маленький. Но, видно, и эту работу придется бросить, хоть отопление н мазутное, поворачивай только вентили и следи за манометрами. Котлы тоже не просто так мне доверили" потребовали экзамены сдать. Ничего, справился. Голова еще варит, и Душа куражу полна, вот ноги, жаль, не позволяют карьеру делать. Теперь уже и в плечи стреляет. Иногда так сдавит грудь, что и не продыхнуть. Как только оправлюсь хоть немного, пошлют меня на мызные, что значит колхозные, деньги и бумаги в санаторий в Нарва-Йыссу. У нас, у колхозников, теперь там свой санаторий, другой в Пярну строится. Старуха, правда, на дыбы встает, ты же мою Мариету знаешь, есть, мол, у нее муж или нету его, грозится в Москву пожаловаться, если уж здесь, в Эстонии, не найдется власти, чтобы меня к порядку призвать. У нас, у эстонцев, обязательно должно быть такое место, куда можно обратиться и наклепать на любезного своего собрата.

Лицо Курвитса хоть и съежилось и сморщилось, но беседа текла складнее прежнего.

- Значит, у вашего колхоза крепкая, видать, основа, - сказал Андреас.

- Еще бы. Молодые, грамотные, предприимчивые мужики во главе - одни агрономы, зоотехники, инженеры, экономисты. Экономические показатели, как теперь говорят, хорошие. Плановые и сверхплановые обязательства выполняем, из Таллина и Москвы получаем премии и красные знамена, кто хоть немного работает, тому либо орден на грудь, либо грамоту дадут. Даже мне "Знак Почета" повесили... Так все ничего, только вот председатель склоняется к культу собственной личности: когда в контору ни заходишь, шапку должен под мышкой держать. Вот я и говорю, что мыза. Объясни, дорогой парторг, - для меня ты останешься парторгом, - не в обиду будь сказано, почему люди на высоких постах начинают считать себя непогрешимыми? У того же председателя нашего вокруг десяток подручных, которые поют ему осанну. Работу делают все, а почетный венок надевают на голову одному. Куда же мы так придем?

- Эту беду можно исправить, - сказал Андреас.

- Парторг у нас мягкий, - вздохнул старик.

- Тогда самим надо покрепче быть, - посоветовал Андреас.

- У меня к тебе еще и другой вопрос. - На лице Николая Курвитса появилась усмешка. - Вот в чем дело. Раньше колхоз портил людей тем, что платил им за работу гроши, теперь деньги губят людей. Ты говорил, что пьянство порок капитализма, а сейчас лакают еще больше, чем при Пятсе.

"Царского имени колхозник" лукаво глянул на Анд* реаса.

- С экономикой легче справиться, чем с человеком, - отозвался бывший парторг волости.

- Это ты верно сказал, Железноголовый, - согласился старик. - Сам-то хоть знаешь, что так тебя величали? Больше честью было, чем бранью. Тебя и теперь еще у нас помнят. После того как волости отменили, надо было к нам идти в председатели. Знаю, что на тебя жаловались, но председателем мы бы все равно избрали, если бы только сам согласился. Разве Яска Пыллумяэ не говорил с тобой?

- Говорил. Я не мог остаться. И мне нужен был диплом, послали учиться. Жена тоже только в Таллин требовала, в деревню ехать не хотела. Да и не лучше других тогдашних я был бы у вас председатель. Это я знаю. Не раз посылали в те годы в разные районы и колхозы уполномоченным. Говорили: ты был парторгом волости, знаешь крестьян, поезжай, наведи порядок. Чуда я нигде не сотворил. В большинстве скоро надоедал местным властям.