Капли дождя

- Постарел ты, - прислонившись к косяку и разглядывая Андреаса Яллака, удостоверяясь, их ли это бывший парторг или нет, - сказал Николай Курвитс. Убедившись, что полулежавший на койке возле стены больной с резкими чертами лица действительно Железноголо-вый, старик, опираясь о стенку, доковылял до его кровати и сунул Андреасу руку, - А так прежний. Взгляд что кинжал насквозь видит и под прилавок достает. Сам-то хоть знаешь, кто про тебя такое сказал? Паула грудастая из кооператива, она крепко глаз на тебя вострила, но ты ноль внимания - проходил себе мимо. "Только позови, ни на что не посмотрела бы, торговлю бы бросила и за ним пошла", - говорила она мне. Я предлагал ей себя, так отказалась, старым посчитала, - сдавленно рассмеялся старик. - А меня-то хоть признал?

- Узнал, - подтвердил Андреас- Как только голову в дверь просунул, тут же и сказал себе, что тот черногривый козел, должно быть, "царского имени колхозник". Раньше ходил чуть стройней.

- Да, на балах толку от меня больше не будет, - согласился Николай Курвитс. - Ноги кренделя уже не смогут выделывать, хоть душой и всем прочим и сейчас еще покружил бы любую молодицу, - закхекал старик, - Понимаешь, дурак я набитый, вздумал шагать в ногу со временем, решил, что "царского имени колхозник" не смеет всю жизнь держать в руках вилы, полез на трактор. Ведь если колхоз - это механизация и все такое, что ты нам проповедовал, то я и себя тоже отме-ханизирую. Мало ли что крепкие пятьдесят уже за плечами и ноги чуток одеревенели, в руках сила имелась, голова еще варила. Подумал, что будет легче. Мол, такая ли важность для тракториста ноги, работа все же сидячая. Старуха, правда, бранилась: куда ты, мол, темнота лезешь со своим костоломом - да разве настоящий руйквереский мужик кого-нибудь, особенно бабу, послушает, если уж он, этот истинный руйквереский мужик, решил. Экзамены сдал отменно, молодым даже в пример ставили, руки с рычагами справлялись, и ноги вроде бы стали лучше слушаться. Года два все шло гладко, кто помоложе, успевал побольше, но я не терял возле лавки время. По дневной выработке отставал от двадцати-тридцатилетних, в соку, мужиков, за неделю нагонял, а за больший срок и вперед уходил. Молодые бугаи озлились, сын Пыллумяэского Яски перестал даже под черемухами у кооператива валяться. Яску Пыл-лумяэ должен ты помнить, в свое время, если подходить с твоей меркой, крепким и толковым был середняком, его в первом колхозе конюхом определили, у него кони на всю волость были. Сын, тоже Яска, весь в отца пошел, кряжистый, плечи от самых ушей начинаются, ходит, в землю, как бык, уставившись. Вот только отцовой трезвости нету, постоянно в руках бутылка, спьяну заваливался храпеть под черемухами у кооператива. Другие заводят драки, к бабам лезут, а этот заваливался себе на бок. Как-то Паула затащила его в постель к себе, ну и силища у баб, когда кровь взыграет! Честь по чести раздела парня, наигралась с ним вдоволь. Яска обомлел прямо, когда обнаружил себя на зорьке без порток в обнимку с Паулой и понял, что все это был не сон под пьяную руку, который он видел. Без порток деру дал... Социалистическое соревнование со мной отбило у парня охоту к выпивке, педагогика Паулы, со своей стороны, тоже помогла. Старый Яска - теперь он в ревизионной комиссии, пенсионер, летом еще за полного мужика сходит, - так он ручку мне жал, благодарил за сына, до сих пор свежатину посылает, когда свинью там, или телка, или овцу режет. Так что соцсоревнование - это, конечно, ведущая сила, как ты говорил. Но не то соревнование, которое на бумажке числят, это так, счет-пересчет, я о другом говорю - о той силе, которая в поле между мужиками родится... С чего это я говорить начал?