К тому же, у меня начала болеть голова. Это, конечно, вряд ли было связано с ним, но несколько осложняло все участие в мероприятии. Может быть, потому я и не могла запомнить, как этот тип выглядит? Я успела вовремя остановиться, и не начать массировать виски: сложная прическа, которую держал сейчас лак, могла от этого испортиться, да и вездесущим тональным средством пачкать руки не стоило. Ненавижу косметику. Я глубоко вздохнула, и сосредоточилась на тех деталях, которые не вызывали у меня головную боль.
В частности, одет он был в простой, но явно недешевый коричневый костюм из хорошей ткани, на лацкане пиджака я заметила брошь с бриллиантом приличного размера. Из какого металла сделана сама вещица я разглядеть не смогла, но почему-то не сомневалась, что это белое золото. Больше на нем не было никаких украшений, даже галстука, но, если продать одну эту брошь, мне бы хватило денег на год, не меньше. Так что пустить пыль в глаза у него получилось. Мне даже показалось, что взгляды большинства присутствующих прикованы именно к этой дорогой безделушке, а вовсе не к самому лектору. Может, он на это и рассчитывал?
Говорить он начал не сразу. Сначала обвел всех в помещении каким-то нечитаемым взглядом, от которого стало слегка не по себе, и представился:
— Позвольте представиться, дамы и господа. Я — Рэй Виоло, и мы собрались здесь по случаю открытия Приюта имени Бертрана О’Дэйли, и каждый из вас так или иначе поучаствовал в этом богоугодном и полезном деле. Я — временный куратор данного проекта, и я расскажу вам, как будет проходить адаптация воспитанников к новым условиям, как их будут содержать, и, самое главное, находить. Помимо меня выступит так же шеф полиции мистер Андерсен, и еще несколько человек, ответственных за благополучие и дисциплину будущих воспитанников. С полным списком выступающих вы можете ознакомиться на обороте своего приглашения.
Голос у него был приятный, среднего тембра и как будто обволакивающий. Мне даже захотелось подремать под слова этого Виоло. Я, конечно, встряхнулась и не стала этого делать, но странный эффект все же отметила. Как-то он на меня не вполне адекватно влияет. Хуже, чем Алаверо.
Эта мысль слегка отрезвила, и я подошла ближе к Рику. Что там будет с приютом меня не особенно интересовало: они все одинаковы, если верить моим друзьям детства, и не несут беспризорникам ничего хорошего, как бы себя ни успокаивали взрослые. Но помешать открытию «богоугодного» заведения я все равно не могла, так что оставалось только абстрагироваться и не думать об этом. Не вспоминать.
Перед глазами все равно «мелькнула» парочка историй друзей, сбежавших из подобных заведений, пока Виоло говорил. Да-да, добропорядочные сытые граждане при деньгах, с вашей точки зрения вы делаете хорошее дело и помогаете очищать улицы, только абсолютная власть развращает. А у ваших ставленников прав больше, чем у иных родителей.
Отнимать, бить, издеваться. Даже продавать, если удастся провернуть это, не попавшись. Сколько таких «богоугодных» заведений на деле были обычными борделями для «особых» клиентов и не только? В скольких из них детей за любое, минимальное неповиновение морили голодом? И хоть бы в одном учили, как жить, когда уйдешь в «большой» мир. Как оплачивать счета, как найти работу, как знакомиться с людьми не из «своих». Даже правилам поведения за столом учат не всех и не везде!
Даже я, тогда еще девятилетняя дочь жестокой, равнодушной матери, знала о внешнем мире больше, чем они. За эти знания и готовность ими поделиться меня и приняли в свою стайку беглецы. Интересно, выжил ли хоть кто-нибудь? Хоть кто-то из тех, кто не успел погибнуть еще на моих глазах, до того, как меня подобрал Джефф? Я покачала головой, отгоняя неуместные воспоминания. А то еще расплачусь, и весь этот слой бесконечного макияжа стечет прямо на платье.
Виоло, тем временем, закончил свою вдохновенную речь, его успел сменить мэр, а потом и шеф полиции. Дальше на помост начали выходить люди, которых я не знала. К ним пришлось присматриваться. Я не думаю, почему-то, что среди ораторов затесался маньяк, но я так же уверена, что на этом мероприятии он не мог не появиться. И в то же время эти люди ведь могут быть его будущими жертвами. Теми, кого он положит на алтарь своих религиозных тараканов. Да и кто-то может нездорово отреагировать на поведение людей в толпе слушателей. Так что я обратилась в само внимание.
Андерсен, как всегда, держался высокомерно: застегнутая на все пуговицы форма, с которой он не расстался даже на торжественном мероприятии, хищно подрагивающие крылья носа, пронизывающий взгляд льдисто-голубых глаз, которым он «сканировал» каждого из собравшихся, словно надеясь, что раскроет с десяток преступлений, просто посмотрев на них. И осанка! Он стоял прямо, словно проглотил палку.