Капли времени

Летом нашу группу отправили на детскую дачу «Мишутка» за Междуреченском. С детским садом я худо-бедно смирилась: Лёнька, подружки – и вечером мама забирала домой. А на даче предстояло прожить месяц. Я не очень хорошо представляла себе, сколько это, поняла только одно – вечером меня забирать домой не будут. А маму с папой я увижу только на выходных, в родительский день.

Но несмотря на мои протесты, меня всё-таки отправили на дачу. Ехали мы часа два, и дорога принесла дополнительные мучения: меня буквально минут через двадцать начало ужасно тошнить от бензиновой вони и бесконечной тряски на загородной дороге. И тошнило не меня одну, почти половину группы. В результате этого водителю приходилось постоянно останавливаться, а воспитательницы выводили тошнотиков на свежий воздух минут на десять подышать и протошнить.

Смирившись с неизбежностью дачной жизни, я старалась не думать о доме и понапрасну не реветь. А были такие дети, кто рыдал всю первую неделю чуть ли не постоянно. Меня же немного утешило то, что на даче был телевизор и два раза в день нам разрешали смотреть мультики. Почти как дома.

На прогулке мы ловили улиток, наблюдали, как смешно они высовывают рожки и ползут по руке, оставляя на ладони мокрый и липкий след. Разглядывали их спиралькой закрученные раковинки. Ну и как все советские дети, жевали смолу с сосен, лезли в муравейники, ловили ёжиков и поили их молоком с разрешения воспитателей.

Тоскливо становилось только вечером, перед сном, когда все дети уже лежали в кроватях, а в окнах отсвечивал закат. Даже с Лёнькой целоваться надоело, и просто хотелось домой. Но реветь я не решалась. Тех, кто рыдал, воспитательницы называли плаксами и велели перестать «уросить». Мне это слово казалось ужасно неприличным, и я никак не хотела услышать его в свой адрес. Поэтому если и плакала, то только перед сном, в подушку, чтобы никто не слышал.

Но всё рано или поздно заканчивается, кончился и мой месяц заключения. Остаток лета я почти всё время проводила у бабушки с дедушкой, которые жили недалеко от нас, в частном доме на горе. В детстве гора была очень крутой, а со временем от дождей сильно размылась, сползла и дом оказался уже в самом низу горы.

Дом был не очень большой: веранда, сени, кладовка с лестницей на чердак, кухня, подпол, две комнатки и посередине зал с четырьмя окошками. Во дворе – собака. Собаки периодически умирали, появлялась следующая, но всех называли Тайга.

Одну из них, чёрную, я очень любила и делилась с ней игрушками, когда взрослые не видели. Тайга принимала их с благодарностью и радостно грызла. Мне же за это регулярно влетало, стоило бабушке обнаружить у Тайги в будке очередную изгрызанную куклу.

После мамы с папой деда я любила больше всего. Когда бабушка начинала кричать и ругаться на него, мне становилось деда ужасно жалко, так как он в препирательства с бабушкой никогда не вступал и отмалчивался на все её обвинения. По малолетству я совершенно не понимала, чем бабушка недовольна и насколько справедливы её претензии. Просто услышав, что она снова ругается, я молча подбегала к деду, залезала на колени и принималась его обнимать, стараясь таким способом защитить и утешить. Дед также молча меня обнимал.

Чувствуя, что и меня в ответ любят не меньше, я нахально пользовалась этим и регулярно просилась к деду «на ручки». Дед, в отличие от родителей, никогда мне в этом не отказывал и ездила я на нём до шести своих лет, особенно зимой, мотивируя свою просьбу тем, что сама я идти не могу, «у меня валенки кружатся».

С мамой такой финт давно не проходил, на моё нытьё она резко отвечала:

– Иди давай, а то портфелем огрею, чтобы валенки не кружились!

Мне стало интересно:

– Как это: портфелем огреешь? У тебя, что, портфель разве горячий?

Мама засмеялась:

– Будет горячий, если не перестанешь капризничать.

Летом я часто ковырялась в огороде, устраивая кукольные клумбы из тех немногих цветов, которые бабушка разрешала сорвать, щипала щавель, ковыряла подсолнухи, просила деда нарвать черёмуху.

Олеся у бабушки оставаться с ночёвкой отказывалась, так что большую часть времени я играла одна.

Исключения составляли выходные. В субботу всегда приезжали гости: все четверо бабушкиных сыновей с жёнами и детьми. Поначалу нас было трое – я, Олеся и Настя, наша двоюродная сестра.

Взрослые парились в бане, помогали в огороде, все вместе лепили пельмени, а мы начинали бегать от входной двери до большого стола в конце комнаты.

Когда взрослым надоедала наша беготня и то, что мы путаемся под ногами, кто-нибудь на нас прикрикивал, после чего мы все втроём залезали под стол и начинали играть там. Не знаю, как девчонкам, а мне очень нравилось выглядывать из-под бахромы скатерти или плести из неё косички. Правда, цвет на мой взгляд у скатерти довольно противный – на жёлтом фоне чёрные цветы. А если перевернуть на другую сторону, то получались на чёрном фоне жёлтые цветы. Гадость противная. Хорошо хоть бахрома вся жёлтая, однотонная, почти золотистая.