Капля духов в открытую рану

– Слышь, Алка, я зареклась с тобой ввязываться в приключения. – Они добежали до небольшого дворика, спрятались под балконом первого этажа и, тяжело дыша, включили кран, торчащий из бойницы подвального помещения. Зажурчала ржавая струйка воды. Ася умыла лицо, подождала, пока сольется ржавчина и, сложившись в три погибели, припала губами к крану, сильно вывернув голову набок. Напилась, подпустила подругу. Алка смешно встала на четвереньки и тоже впилась в кран накрашенным ртом. Ася захохотала. Алка стояла, как корова у водопоя, и, захлебываясь, тоже давилась смехом.

Асе почему-то вспомнилось, как однажды Марья Ильинична жаловалась на внучку:

– Ась, ну представляешь, открываю я комнату, а она стоит на четвереньках перед этим кобелем с автозаправки – домой привела, представляешь? Стоит и ртом это его хозяйство трогает! И, главное, делает все это под образа́ми гардемарина вашего гребаного, которым она все обои засрала. Мы ж с ней только месяц назад обои поклеили, Ась!

– Да ладно, МарьИльинишна, просто она винтик на полу потеряла, вот и стояла. – Ася мучительно сдерживала смех.

– Из мозгов ее никудышных этот винтик вывалился. Эх, Аська, какая ж ты еще маленькая. А моя-то дура рано созрела, проблем-то с ней сколько! Помру я, кто ж ее, идиотку, защитит?

Подруги уселись на скамейку возле пустой песочницы.

– Может, тебе надо было в музучилище пойти? – Алка достала зеркальце и подкрасила губы огрызком темной помады. – Комплиментировала бы ему за роялем. – Она наигранно выделила все буквы «о».

– Аккомпанировала, – поправила Ася.

– Ну или так.

– Не. Я вторым номером не играю, ты ж знаешь. У меня будет свое соло.

Глава 6

Тот факт, что она – пуп земли и мир вертится вокруг, Ася чувствовала с детства. Ее любили родители, любили дедушка с бабушкой, любили кошки и собаки. Ей доставляло удовольствие кого-то спасать, лечить, видеть, как тощее становится упитанным, лысое – пушистым, гнойное – здоровым, грязное – чистым. Процесс созидания и развития ее вдохновлял, напитывал радостью, наделял силой. Разрушение же было невыносимым. Она не могла смириться со смертью. Рыдала над сбитой машиной собакой, тащила с дороги труп, зарывала за гаражами, а потом выла ночами, испытывая всю ту боль, которая, как ей казалось, обрушилась на это маленькое лохматое существо. Вступала в бой с бандой обкуренных старшеклассников, которые гонялись за обезумевшей кошкой. Неслась на них с криком и папкой для нот, будто в ее руках была как минимум секира: укурки разбегались, кошка пряталась в подвал. Она была органична в любой компании, не тянула одеяло на себя, но и не отдавала другим. Была убедительна в своих доводах, художественна в словесных образах, трепетна к талантам, снисходительна к бездарям. Хорошая девочка. Жизнь не предоставляла ей случая стать плохой. С детства умела нравиться мальчикам. Не всем подряд, но самым лучшим. В садике ее караулил за каждым углом, помогал натягивать колготки и целовал в кустах на прогулке всеобщий любимчик Сережа. В младших классах носил огромные эчпочмаки и чмокал жирными от мясного сока губами самый симпатичный в классе Рашид, в старших – не давал прохода и зажимал в раздевалке желанный всеми одноклассницами накачанный Вовчик. На дачном участке она дружила со Стасиком – самым синеглазым и светловолосым во всей округе. Они были вместе с раннего детства, каждое лето прикипали другу к другу намертво, а потом, перед началом осени, родители растаскивали их по домам, не давая ни единого шанса на встречу. Мамы-папы были лишь дачными соседями: «Добрый день! Как выросли дети!» – «До свидания, до следующего лета!»