Капля духов в открытую рану

– И ты бы подумала, что тысячи мужчин были женаты, у тысячи тысяч есть дети, и это не мешает им признаться в любви при жизни, а не ждать, когда твой рот зальют воском и ты ни хрена не сможешь сказать!

По щекам Нехорошева, пробивая себе дорожки в прилипшей крови, лились слезы. Ася размазывала их грязными ладонями, прижималась губами к его глазам, рыдала, дрожала от холода, бесконечного ледяного дождя и запаха чужой смерти.

– Ты выйдешь за меня замуж, родишь мне сыновей. Будешь покупать мне носки. Мы посадим пальму. Ты проведешь шаманский обряд. Все будет как надо. С луной я договорюсь.

Он резко отпрянул, подбежал к гаишнику, что-то громко стал ему объяснять, совать купюры из намокшего кармана. Затем они оба вернулись к машине. Начали подкладывать ветки под колеса, Нехорошев сел за руль, завелся и после нескольких попыток, дергаясь взад-вперед, выехал из кювета на шоссе перед местом аварии. Гаишник помог развернуться в обратную от Москвы сторону. Нехорошев пожал ему руку, выбежал из автомобиля, увлек за собой Асю и, посадив ее на заднее сиденье – передняя дверь была искорежена, – надавил на газ. Они вновь свернули в зачарованный лес и через пятнадцать минут вошли в фойе с запахом можжевельника и дорогого кофе. Лена на ресепшене вскрикнула, увидев недавнюю парочку с окровавленными лицами, но взяла себя в руки и проводила их в номер на втором этаже.

Они долго мылись под душем, изливающимся с потолка широкими струями, обнимались, сплетаясь телами. Молчали, ловили языком воду друг с друга, намыливались земляничным шампунем и снова смывали с себя эту нелепую катастрофу, которая впиталась в кожу сильнее грязи и крови. Постель была хрустяще-белой, на ней отражались розовые языки камина. Ася дрожала, хотя было сильно натоплено. Сознание давало сбой, прорываясь наружу от тончайших ласк – Нехорошев оказался на редкость искусным любовником – и тупой боли в прокушенном языке и где-то там, внизу спины.

Глава 17

В кабинет к Ивану Захарычу, несколькими этажами выше ресторана «Пекин», всегда рвались люди. Секретарша Анечка профессионально держала оборону. Ради ее неизбитой красоты клиенты готовы были терпеть многочасовые ожидания в приемной. Она варила кофе с густой пеной и поддерживала каждого нужным взглядом. Женщинам, теряющим часы ради пятиминутного разговора с шефом, искренне сострадала. Мужчинам в зависимости от возраста и статуса подносила чашечку либо с поволокой в глазах и приоткрытым ртом, либо со взором когтистой царицы, позволяющей себя созерцать без страха быть обезглавленным. Филизуг ворвался в приемную в заснеженном пальто и с букетом нарциссов. Анечка, которую разрывали вопросами по двум телефонам, мгновенно положила на стол кричащие трубки и поднялась с кресла. Они нежно обнялись, обескураживая ожидающих, и Анечка тут же проводила Фила за дверь к Ивану Захарычу. Очередь недовольно зашикала.

– Филипп, ну хлопотала она за тебя, хлопотала. Вскружил ты ей голову. – Иван Захарыч радушно поднялся навстречу, пожимая руку и хлопая Филизуга по плечу. – У тебя пять минут, дружище. Прости, разрывают на части.

– Ваня, послезавтра в Гнесинке будет годовой концерт у струнников. Ты должен посмотреть на одного мальчика. – Филипп Андреевич даже не стал снимать пальто.

– Ты издеваешься, Филипп? Да меня звезды, народные артисты за бешеные деньги умоляют взяться за их раскрутку. Мальчик из Гнесинки? Прийти на отчетник?

– Ты знаешь меня с детства, Ваня. Мое чутье – это твои будущие деньги. Среди народных артистов такой бриллиант ты не найдешь.

– Что я буду с ним делать?

– Сольную программу, Ваня. Во всех странах. На всех континентах.

– А тебе зачем?

– Ради искусства, Ванечка, рафинированно ради искусства.

– Хорошо, что Анюта не слышит. Она все твои сольники в плеере переслушала, без ума от тебя, кретина. А ты опять за свое… Мальчик из Гнесинки…

Занавес открылся, студенты в крахмальных рубашках и черных бабочках взволнованно толпились за кулисами. Славочка разминал руки, поправлял на шее мамину бархатную подушечку. Он не успел в парикмахерскую рядом с общагой и вынужден был взять у альтистки Зои лак для волос, чтобы уложить отросшую до плеч шевелюру. Зоя светилась от счастья и на правах владелицы лака несколько раз прошлась пальцами по его волосам, правильно распределяя каштановые пряди. Славочка не обращал на нее внимания, переговариваясь с Антоном:

– Меня в конце отделения поставили. А у них поезд в девять вечера приходит на Казанский. Не знаю, как разорваться. Какого черта их несет!

– Ну я-то в начале. Отыграю да и поеду встречу. Ты только опиши мне их и номер поезда-вагона дай, – успокоил Антон.

– Мама такая крупная, высокая. Сестренка Катька смешная, синеглазая, с ямочками на щеках: – Славочка потеплел. – Вот по ней я реально соскучился. Ты все-таки самый надежный, братан.

– Да ерунда. Смотри, кто в зал пришел. – Антон выглянул из-за кулис. – Сайгонский Иван Захарыч.

– Кто это?

– Да продюсер офигенский, потомственный импресарио. Че только он здесь забыл? А рядом с ним мужик, который тебя встречает по вечерам.