Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне

Питер колебался.

– Речь шла о мужчине? Она мне ни о ком не упоминала.

– Я думаю, она не нашла себе подходящей пары. Это был очень личный разговор, но учитывая обстоятельства…

– Прошу вас! – настаивал Причард.

Питер посмотрел на Лору. Темные стекла очков спокойно встретили его взгляд.

– Я осторожно заметил Джейн, что окружавшая Марту свора должна гоняться не за ее подругой, а за ней. Джейн согласилась, но призналась, что сама решила подождать, пока ей не попадется достойный мужчина. А когда он встретится, пусть узнает, что она его ждала. Спросила меня, что предпочтет ее избранник: невинность или опытность. Я ответил, что ему больше понравится ее выбор.

– О боже!

Внезапное восклицание Лоры удивило меня. Причард посмотрел на дочь, и, к моему удивлению, в его глазах вспыхнула ненависть.

– Боюсь, тебе не понять ее образ мыслей, Лора.

Дочь молчала.

– Это все, – подытожил свой рассказ Питер.

– Спасибо, – поблагодарил Причард. – Ваши слова для меня много значат. – Он покачал головой. – Одного не могу понять: что она здесь делала с этой Тауэрс. По всем отзывам – законченной нимфоманкой. Что она в ней нашла?

– Мне надо на свежий воздух, – внезапно заявила Лора.

Поднялась со стула и, ни на кого не глядя, направилась к выходу. Причард, морщась, ждал, когда за ней закроется дверь.

– Как вам это понравилось? Ни слезинки, ни малейшего проявления горя. Если бы это случилось с ней…

Он осекся. Чуть было не сказал, что крутилось у него на языке: «Лучше бы убили ее».

2

Из комнаты мы с Питером вышли вместе и направились по коридору к нашему номеру. Его давно подпитываемый огонек желания поймать хохочущего убийцу отца разгорелся, как раздуваемое в топке пламя. Питера, как и меня, тронуло горе Причарда и удивило холодное безразличие Лоры. Но именно воспоминание о проведенном с Джейн вчерашнем вечере довело его до белого каления. Он бросил куртку на кровать и, хромая, подошел к окну.

– Какая бессмысленная жестокость, Джим! Убить такую жизнерадостную, сердечную девчушку, у которой было все впереди! Память о ней вопиет и требует отмщения!

– Понимаю ваши чувства, – ответил я. – Джейн ждала любви, но столкнулась с такой бесчеловечной жестокостью, что не может уместиться ни в сердце, ни в сознании.

Питер ударил кулаком в оконную раму.

– Ни судебного разбирательства, ни самого сурового приговора недостаточно, чтобы поквитаться с негодяем. Сомневаюсь, что даже страх смерти способен что-нибудь затронуть в душе этого хохочущего бессердечного урода. Не могу ничего с собой поделать, все время пытаюсь представить, какими были ее последние мгновения.

– Нехорошо об этом думать, – заметил я.

– А как можно не думать. Адская оркестровка ужаса – вот что там происходило. Дьявольский смех, крики о помощи, которые из-за ветра никто не услышал, блеск лезвия ножа, неожиданно пришедшая страшная ясность, что это конец всему, мольбы о пощаде и предсмертная агония. – Питер судорожно вздохнул и ударил кулаком по стене. – Надеюсь, она умерла первой, что ее не заставили смотреть, как издеваются над подругой, и ждать своей очереди.

– Успокойтесь, – попросил я.

– Успокоиться? – Он круто обернулся. – А вы представьте: когда мы его поймаем, со всех сторон развопятся доброхоты: этот человек болен и неподвластен Моисееву закону «Око за око». Но до того, как он попадет в руки закона и врачей, я хочу улучить момент и разобраться со зверем, смеющимся над человеческой жизнью, как дефективный ребенок, давящий на стекле муху.

Я не мог припомнить, чтобы мне приходилось наблюдать подобную ярость.

– Нестерпимо сидеть здесь и ждать, когда копы, точно факиры, достанут нам из шляпы кролика. Я иду на склон, где состоятся прыжки и где сейчас весь народ. Убийца пристанет к зрителям и в толпе найдет возможную жертву. Насилие – для него наркотик. Я задаю себе вопрос: как он удовлетворял свою страсть до меня с Гербертом и до случая с Джейн? Мне еще обиднее оттого, что он наверняка среди нас. И часть удовольствия получает, наблюдая за нашими тщетными усилиями установить, как выглядит и как зовется преступник.

Питер подошел к кровати, схватил куртку с меховой шапкой и ушел. Мне представилось, что если бы сам пережил столько, сколько он, то кипел бы не меньше. Я был вне себя, страстно желал, чтобы преступника схватили и он бы понес заслуженное наказание. Но должен признаться, что нисколько не хотел столкнуться с ним в одиночку. Это работа того толстяка, который теперь, наверное, потягивает виски в кабинете Макса.

Я сел за пишущую машинку и, напечатав пресс-релиз для журналистов, пошел вниз. Рич Ландберг сидел за конторкой и сказал, что человек двадцать газетчиков торчат в баре и ждут, когда окружной прокурор выйдет к ним с обещанным заявлением.

– Приют начинает бурлить. Новость распространяется, как лесной пожар, – все уже всё знают. Макс говорит, надо вести себя как обычно. Не тут-то было!

– Но ведь никакого массового отъезда нет?