– Почему я так сделала? – Ее лицо стало мягче, и горечь ушла. Дыхание Розмари касалось его лба. – Не хотела, чтобы Этель узнала.
– Что узнала, мышка?
– Как сильно я люблю наш дом. – Она отодвинулась, чтобы заглянуть Гибсону в глаза. – У нее не было сострадания к моим чувствам. Пусть это сентиментально, но я не хотела уходить.
Гибсон крепко зажмурился.
– А ты, Кеннет, удалился от меня после аварии, – прошептала Розмари ему в волосы. – Что тебе наговорила Этель? – Он спрятал лицо у нее на груди, там, где билось ее сердце. – Я подумала, может, ты согласился с сестрой относительно якобы моего желания таким образом расторгнуть наш договор. Но ты и после этого был ко мне добр. Я ничего не могла понять.
– Это был несчастный случай, – пробормотал он. – Я же тебе говорил, мышка.
– Я тебе тоже много чего говорила, а ты как будто не верил. Этель – уважаемая тобою сестра, и я решила, что ты с ней согласен. Ты же сказал, что сам ничего не помнишь. Я испугалась. Она сбила меня с толку.
– Здесь направо, – велел Пол. – Туда. Третья подъездная аллея. – У Пола в голове крутилась всего одна мысль. Пол, который призывал к спокойствию, когда все волновались, теперь, когда другие успокоились, подогревал волнение. Оказывается, за его безукоризненными манерами скрывался довольно мрачный тип.
– Этель уже должна быть дома. – Розмари затаила дыхание и отодвинулась. Машина остановилась.
Гибсон открыл глаза и увидел слева крышу небольшого коттеджа в виноградной лозе. Это был дом, только больше не его. Он смутился и в безнадежном смущении догадался, что сам себя приговорил. Хромая, он с трудом поднялся на переднюю террасу Пола Таунсенда.
Им открыла живая и невредимая Джини и с нетерпением спросила:
– Вы его нашли?
– Это не та, – проворчал Тео Марш. – Не похожа.
Пол обнял дочь.
– Я так напугался, малышка, – выдохнул он. – Подумал, может, ты ехала в одном с ним автобусе и нашла отраву.
– Ради бога, папа! – Джини возмущенно вывернулась из его объятий. – Ты что, считаешь, я совсем?
– Как мама? – Пол отпустил дочь и бросился в дверь.
Никакого яда явно не было.
Джини покосилась на компанию – полдюжины людей, неожиданно явившихся к их порогу.
– Пожалуйста, проходите. – В ней боролись вежливая девочка и сердитая девчонка.
– Джини, Лавиния звонила? – спросил Ли Коффи. С юными девицами он обращался так же, как со взрослыми.
– Кто-то звонил. Наверное, Лавиния. Но мы уже знали – слышали по радио. – Джини тряхнула коротко подстриженной головой. На ней была красная юбка, белая блузка, на голых ногах вместо туфель красные сетчатые шлепанцы. – Когда я выходила к почтовому ящику… это было уже давно… услышала, как у мисс Гибсон передавали по радио объявление. Пришла домой и включила наше. – Джини говорила с таким заносчивым видом, словно ей было известно все, что происходит в мире.
Гибсон посмотрел на Розмари, она на него.
– В таком случае Этель все известно, – пробормотал он. Он не мог и на дюйм заглянуть в будущее. Розмари слегка подвинулась, так, чтобы не коснуться его плеча.
– Она не могла догадаться, что это вы. – Джини, пятясь, вошла в дом. – Имени по радио не назвали. А бабуля все поняла.
– А ты не сбегала к этой Этель? Не просветила ее, не потрепалась с ней по-соседски? – с интересом спросил водитель автобуса.
– Нет. – Джини было немного тревожно, хотя она не понимала почему. Но ей точно не хотелось болтать с Этель Гибсон. – Так вы зайдете?
Гости зашли. Пол, склонив красивую голову, стоял на коленях у кресла старой миссис Пайн. Странная поза – слезливо-театральная. Она выговаривала ему, словно ребенку:
– Пол, дорогой, тебе не нужно тревожиться ни обо мне, ни о Джини.
– Всякое же бывает… – Он говорил, как плохой актер.
Дочь сверкнула глазами:
– Почему ты решил, что я способна съесть какую-то дрянь, которую нашла на улице? Или накормить ею бабулю? Плохого же ты обо мне мнения, папа.
Пол так и продолжал стоять на коленях. Миссис Пайн улыбнулась гостям и остановила взгляд на Гибсоне.
– Очень рада вас видеть, мистер Гибсон. Молилась о вас с тех пор, как мы виделись в последний раз.
Гибсон сделал к ней шаг и, взяв хрупкую, сухую руку, почувствовал в ней силу. Хотел поблагодарить за ее молитвы, но решил, что это неудобно, как если бы захлопать в церкви в ладоши. Он понял, что совершенно не знает эту женщину – опору и сердцевину этого дома.
– Прошу прощения, – начал деловым тоном Тео Марш, – вы бы не согласились позировать?
Старая дама недоуменно взглянула на него.
– Я Элен Пайн, – гневно сказала она. – А вы кто такой, сэр?
– Теодор Марш, скромный художник. – Немного ерничая, он раскланялся. – Всегда в поиске интересных лиц.
– Скромный, как же, – хмыкнул водитель. – Я Ли Коффи, работаю на автобусной линии.
– Вирджиния Северсон, его пассажирка.
– Я миссис Уолтер Ботрайт, – проговорила матрона с таким видом, будто этим все сказано. Она держалась так, будто была главным оратором собрания и сейчас собиралась с мыслями.
Розмари не надо было представляться, и она взволнованно повернулась к Тео Маршу:
– Но если это не Джини… нам неизвестно…