Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне

У Гибсона возникло странное чувство, но он старался себя не выдать. Ему казалось, будто Марш, Ли Коффи и все остальные способны видеть его сквозь кожу.

– Похоже, и тут над всем витает Этель, – заметил водитель автобуса. – Ох, уж эта Этель.

– Джини искренне любит Пола, – продолжила миссис Пайн.

– Ну, в самом деле, как она только может обо мне такое думать? – воскликнула девушка. – Она же меня совершенно не знает! Я хорошо знаю жизнь. Уже четыре года пытаюсь отца женить, – кипела она. – Вполне сознательно.

– Так насчет Этель? – Ли Коффи подмигнул Розмари. – Ей-то уж лучше всех известно, что к чему?

– Только не насчет подростков, – возразила Джини. – Мы ребята ушлые.

– Что верно, то верно, – кивнула миссис Ботрайт. – Нам надо учиться слушать молодежь. Продолжай, дорогая.

– Мы даже знаем про эдипов комплекс. – Она обожгла матрону взглядом. – Кое-что есть в головах. И вот я спрашиваю, что будет с отцом, когда я уйду? А такое однажды случится.

– Я тоже задаю такой вопрос, – спокойно кивнула миссис Пайн.

– Если он никого не найдет, то просто пропадет, – заключила Джини. – Он же ужасно любит комфорт.

– Эти женщины… они меня изводят, – пожаловался Пол и поднял бокал. Глаза внезапно стали загадочными.

Мистер Гибсон тоже машинально сделал глоток. Напиток был холодным и безвкусным, но внезапно показался восхитительным.

– У Этель есть собственное мнение и по поводу престарелых инвалидок, миссис Пайн, – зло проговорила Розмари.

Пол возмутился. Миссис Пайн подняла руку, словно хотела унять его гнев, и улыбнулась.

– Бедняжка Этель! Ей бы жить в свое удовольствие и думать, что ее больше всего утешит. Замуж не вышла. Детей нет. Какой скудный жизненный опыт.

– У Этель? Скудный? – удивился Гибсон. Ничего подобного ему в голову не приходило.

– У нее, наверное, мало отношений с конкретными людьми, – продолжила старая дама. – Иначе почему она судит обо всех скопом?

– Она ни на кого не смотрит, а значит, не видит, – предположил Тео Марш.

– Какие поразительно нелепые люди, если брать каждого по отдельности. – Водитель автобуса похлопал Вирджинию по руке. – Вот так я могу их воспринимать. – Медсестра покраснела и зашикала на него.

Гибсон кашлянул.

– Что ни говорите, Этель сделала вполне успешную деловую карьеру. Ей все время приходилось иметь дело с реалиями жизни. В то время как мое существование было ограниченным – немного поэзии, академическая заводь. Даже на войне…

– Как вы можете читать поэзию и не замечать Вселенную? – с возмущением спросил Ли. – Знаете, кто на самом деле ограничен? Те, кто ничего не читает, помимо газет, и не смотрит, кроме телевизора, не замечает никого вокруг себя. Покупают лишь машины и жратву, делают лишь то, что, по их мнению, делают соседи, и в упор не видят вселенной. – Он откинулся и провел пальцами по бокалу. – Если честно, я таких не встречал.

– Прочитали о них в газете, – хохотнул Тео Марш.

– В каких войнах вы участвовали, мистер Гибсон? – спросила Вирджиния.

– В обеих. В корейской не пришлось, стал староват.

– О да, – проговорила Розмари с усмешкой. – У него так мало жизненного опыта, всего две войны. Кроме того, была Великая депрессия – годы, когда он заботился о матери и оплачивал образование Этель. Это, по-вашему, проявление слабости и бездеятельности? Потом он преподавал… кто считал, скольких он выучил? Этель этим не занималась. Не понимаю, с чего бы? – добавила она вполголоса. – Или почему, если мужчина до пятидесяти пяти лет вел полезную жизнь, если он щедр, добр и великодушен, она считает его наивным и…

– Невинным? – закончил за нее Гибсон. Его глаза блестели, ему было хорошо.

– Заводь? Что вы хотели этим сказать? – поинтересовался Тео Марш. – Как она понимает жизнь? Когда имя человека мелькает в центральных газетах? Клубное общество?

– Нет, нет, – возразил Гибсон. – Реальность, подлость. Когда всаживают в спину нож. Самомнение, воровство…

– Подождите! – произнес художник. – Почему все мерзкое и неприятное считается реальностью? Ведь реальность – синоним истины. Зло может быть правдой, но правда не эквивалент злу. Нельзя написать сколько-нибудь приличную картину, чтобы в ней не было правды.

– Или приличное стихотворение, – добавил водитель автобуса, – или хорошо провести урок, заработать честные деньги. Мне кажется, он на самом деле невинный. – Ли Коффи окинул комнату взглядом.

– Я думаю, он милый, – тепло вставила Вирджиния.

Миссис Ботрайт глубокомысленно кивала.

– Тео, – сказала она, – у меня есть все основания полагать, что Вторничный клуб выслушает вас на этот счет.

– За сто пятьдесят паршивых долларов? Там же одни скряги и крохоборы!

Гибсон изо всех сил старался не слишком забавляться происходящим. Кроме Розмари, в этой чистой, уютной, приятной комнате находилась изящная пожилая дама в инвалидном кресле – истинная хозяйка дома, которая выслушивала, как ее гости свободно излагают свои мысли. Нет, нет, нужно помнить, что ему придется держать ответ за свое преступление. Таков отрезвляющий мотив, к нему надо прислушиваться.