Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне

В семьдесят пять он превратился в карикатуру на самого себя в тридцать лет. Во время Первой мировой войны был романтичным высоким красавцем, смуглым, хорошо сложенным, носил форму, держался небрежно-развязно или напускал на себя важный вид, дерзкие маленькие черные усы гармонировали с отливающими блеском темными как вороново крыло волосами. В семьдесят пять волосы и усы были такими же черными, но явно не благодаря особому расположению природы. Их умело красили. Щеки отвисли и побледнели, под глазами огромные мешки. Губы под крашеными усами то и дело кривила злобная улыбка. Он готов был проглотить каждого: от помощника официанта до президента.

В отеле «Бомонт» Обри Мун объявился два года назад, намереваясь купить роскошные апартаменты – пентхаус. Шамбрен показал ему пентхаус Л, который в тот момент был свободен и продавался. Его не испугала цена 194 000 долларов. И он как будто пропустил мимо ушей, что за ежегодное обслуживание полагалось еще тридцать две тысячи.

– Вполне хорош, – кивнул он Шамбрену. – Но мне нужен пентхаус М.

– Пентхаус М куплен, и в нем живут, – ответил управляющий отелем. – Л и М одинаковы.

– Мне нужен М, – наступал Мун. – Я заплачу десять тысяч долларов отступных его нынешнему владельцу, чтобы он со мной поменялся.

– Абсолютно невозможно, – ответил Шамбрен. – Его нынешнему владельцу десять тысяч долларов не нужны.

– В таком случае сделка не состоится.

Управляющий «Бомонтом», скрывая разочарование, пожал плечами:

– Как вам угодно. Но могу я вас спросить, почему вы непременно хотите пентхаус М?

– Все очень просто: моя фамилия начинается на М, поэтому мне нужен пентхаус М. И если я его не получу, отправлюсь искать то, что мне требуется, в другом месте.

На лице управляющего отелем ничего не отразилось.

– Предположим, я сумею убедить жильца пентхауса М убрать с его двери букву М и заменить на Л, чтобы М поместить на вашу. Это для вас приемлемо? Затраты составят менее пяти долларов.

– В том случае, если мое жилище будет известно как пентхаус М.

Так началась долгая шахматная партия между мистером Шамбреном и Обри Муном, партия, в которой управляющему отелем приходилось проявлять все свое виртуозное умение.

Его нисколько не трогало, что кровать жильца являла собой копию древней китайской джонки. Не касалось, что пентхаус М был полон бирманскими ширмами, китайской парчой, тибетскими Буддами, роскошными восточными коврами. Не волновало, что в гостиной возвышалось нечто вроде покосившегося трона, покрытого матрасами из пенорезины, а сверху – японскими шелками. Во время своих нечастых визитов в пентхаус М он равнодушно смотрел, как Мун, преклонив голову на своем троне, курит сигарету в длинном нефритовом мундштуке и потягивает кокосовое молоко со льдом. Амато на его месте почувствовал бы себя ползущим на коленях рабом. Шамбрен испытывал презрение к Обри Муну и мог это себе позволить, потому что у того не было на управляющего абсолютно никаких компрометирующих сведений. Главная же проблема Шамбрена заключалась в том, чтобы не рассмеяться в присутствии Великого человека.

Управляющий отелем был человеком редких личных качеств и сплоховал лишь в одном: он не понял, что Мун распознал его желание расхохотаться и возненавидел за это до самых печенок. Острая как бритва враждебность Великого человека ждала лишь момента, когда Шамбрен потеряет бдительность.

Марго Стюарт сидела за маленькой портативной пишущей машинкой в нескольких футах от основания трона Муна в гостиной. Он только что повесил трубку на телефон у локтя, спросив по коммутатору, который час.

– Амато мне заплатит за это мелкое хамство, – пообещал Великий человек. – Я не потерплю, чтобы слуги обращались со мной так бесцеремонно. Так, где мы остановились, Рыжуха? – Марго назвали Рыжухой много лет назад за цвет волос и появляющиеся летом веснушки. Продолжали ее так называть лишь немногие, кого она действительно любила, и он – Обри Мун.

Она заставила себя поднять голову – Мун лежал, распростершись, на японских шелках, сжав тонкими губами нефритовый мундштук. Зоркие черные глаза смотрели на нее сверху вниз. Рыжухе показалось, что со своего высокого ложа он проникает взглядом сквозь платье. Она почувствовала, как напряглись ее нервы. Ощущение было таким, словно по голой коже перебирал лапками омерзительный паук. «Когда-нибудь, – подумала машинистка со сковывающим душу ледяным ужасом, – это может случиться». Наступит момент, когда из-за своей личной проблемы она окажется беззащитной. Марго тяжело вздохнула.

– Хотите, чтобы за это дело взялся мистер Уолдрон из отдела развлечений отеля?

– Нет. Не имею ни малейшего желания, чтобы мистер Уолдрон брался за что-нибудь для меня. – Тонкий голос Муна звучал презрительно. – Кстати, Рыжуха, мне больше нравится не закрытый, а треугольный вырез платья. Я не принадлежу к пуританской школе, которая утверждает, что строгость более соблазнительна, чем откровенность. Так что, пожалуйста, в рабочие часы носите платья с треугольным вырезом.

Марго замерла за пишущей машинкой, и чтобы скрыть дрожь пальцев, положила их на клавишу пробела.