Капля огня

Саша улучила момент, когда Петрухин зашел в следующую палату, поспешно достала из тумбочки розовую сумку и отнесла её в кладовую - от греха подальше. Потом сделала бабке укол, да так ловко, что та опять не проснулась. В этот момент кто-то поскребся в дверь. За нею топтался тот самый старикан, которого привезли вместе со старухой, старичок примерно её возраста. Фланелевая пижама болталась на нем, как на вешалке.

- Как Анна? - вежливо поинтересовался старичок, потирая розовую лысину, покрытую редкими седыми волосами и вглядываясь в лежащую на кровати. - Как она?

- Она спит, - ответила Сашенька.

- А можно мне немножко около неё посидеть?

Старичок говорил вполне спокойно и деликатно, и медсестра кивнула:

- Немножко можно. Только не будите, я ей успокоительное поставила.

Тут её позвали из соседней палаты, и она вышла - буквально на пару минут. Как только дверь за ней закрылась, старичок, быстро взглянув на спящую и отметив её цветущий вид, кинулся обыскивать палату. Первым делом он полез в тумбочку.

В девять часов разошлись почти все, кроме дежурного санитара Кости, который засел на первом этаже смотреть футбол, и пожилой санитарки Пелагеи Николаевны, домывающей полы в коридорах. Пациенты были привычно разогнаны ею по палатам и довольно быстро угомонились.

Сашенька сидела в крошечном холле в неудобном, обитом истертым в хлам дерматином кресле. Углубившись в новые перипетии романа, она забыла о времени, и спохватилась только когда Пелагея согнала её, чтобы вымыть в углу.

Вздохнув, медсестра отправилась проверить, как там старуха.

Но вместо неё в седьмой палате на железной койке в куче тряпья, сунув в рот палец, мирно спала крошечная девчушка.

Сказать, что Сашенька онемела, означало не сказать ничего. Она точно знала, что ничего подобного в принципе быть не может, что не бывает у них в отделении младенцев, да и как бы эта кроха сюда попала в такой поздний час и через стальные двери?

И куда делась старуха?

Подойдя на ватных ногах к кровати, Сашенька обнаружила, что ремни по-прежнему застегнуты, только теперь свободно болтаются по обе стороны железной рамы. На ребенка она почему-то боялась смотреть, было в нем нечто ненатуральное и пугающее. И почему она решила, что это девочка?

Сделав над собой усилие, медсестра склонилась над младенцем. Малыш как малыш, если бы не странные пегие волосики - светлые и красно-каштановые. И не густой слой туши на коротких ресничках. Господи, кто такое мог сделать?...

Она подхватила голенького ребенка на руки. Это действительно была девочка. Куда бежать, кому сообщить о неожиданной находке. И куда все же исчезла лежавшая тут больная? Сама проснуться после укола она не могла, и уж тем более, освободиться. Может быть, это сделала старик? Как его - Ступин? Но он ушел сразу же, как Саша вернулась в палату, и больше на глаза не показывался. Сюда он незаметно пройти не мог, а после его посещения, старуха по-прежнему спала!

И все же Сашенька, уложив девочку обратно и заботливо прикрыв простыней, помчалась в третью палату, где лежал старик. Там было почти темно - горел только тусклый ночник - и тихо, больные спали. Странно, но вместо знакомой лысоватой головы на подушке Саша увидела буйную рыжеватую шевелюру. Вместо старика на кровати лежал довольно молодой мужик, причем, раньше его медсестра в отделении не видела. А ведь всех больных она уже знала наперечет: вот Кузин с паранойей, вот Червоненко с депрессией, у окна толстяк Мухаметшин с психозом. А Ступин-то где?

Саша бегом вернулась в седьмую палату, опасаясь, что ребенок может проснуться и заплакать или упасть с кровати. По виду младенцу было меньше года, и он спал без задних ног.

Все же придется звонить Петрухину - пусть приезжает и разбирается, откуда взялся ребенок, куда делись Ступин и бабка, выдававшая себя за Свидерко. Или Костю позвать сначала? Если кто-то входил и выходил из здания, он за это отвечает.

Или не звать? Саша застонала и прижалась лбом к холодной, выкрашенной голубой краской стене. Происходило нечто чудовищное, не поддающееся осмыслению. Что ей делать?!

Перед тем, как принять окончательное решение, она ещё раз заглянула к старику. Теперь на его койке тоже спал ребенок - мальчишка лет семи или восьми.

Отчего-то Саша не удивилась, лишь внутри образовалась гулкая пустота, а в висках застучала кровь. Это безумие, это самое настоящее безумие... А ведь раньше она даже не задумывалась, как оно приходит. Вот так и приходит - она видит то, чего быть не может. Нет тут никакого ребенка - это она рехнулась, сама по себе. А детей никаких тут нет, потому что быть не может.

На цыпочках она вышла из палаты и остановилась, напряженно вглядываясь в тускло освещенный коридор. Он казался ей незнакомым и страшным. И только Пелагея Николаевна привычно и обыденно гремела ведром где-то на первом этаже. И тут справа около лестницы мелькнуло что-то... Так и есть - ещё один ребенок!

Интересно, почему считается, что сошедшим с ума должны мерещиться черти? Вот ей - дети, как ни странно. Хотя, что может быть более странным, чем осознавать собственное безумие?