Капойо

– Ты у меня спрашиваешь? Наверное, от того, чтобы не погас. Я не знаток этого. Я лет с семи мечтала сбежать из деревни, от грязи и бесконечного топтания по одному унавоженному двору.

– И что, женщины вообще не гуляют по улице?

– Нет. Женщины на улицах – катьонте, которые вышли по делам дома, если не нашлось парня, которого можно послать по делу. Или жёны скромных ремесленников, у которых нет катьонте... Приличные женщины не гуляют по улице, понимаешь? Им не до этого. Когда я объясняю тебе очевидные вещи, я чувствую себя так глупо!

– Я не вижу ни одной женщины, что ехала бы верхом.

– Я говорила тебе, что женщины не ездят верхом, – развела руками Чамэ. – Им незачем так далеко забираться от дома. Тебе придётся нанять повозку или идти пешком. Куда ты собралась?

– Мне в порт.

– А зачем тебе в порт? - удивилась Чамэ.

– Кое-какие дела. А что будет, если я поеду на Таште?

– Ничего хорошего. На тебя будут косо смотреть. И шептаться о тебе. Тебе вообще не стоит лишний раз показываться одной на улице, чтобы про твоего мужа потом не пошли слухи, – сказала Чамэ. – Мы – артисты, на нас никто не смотрит так. Нам, наоборот, нужно, чтобы на нас смотрели и судачили. Но ты станешь порядочной кирой. Тебе стоит подумать о репутации мужа. Лучше отправь ему письмо, пусть он заберёт тебя сам. В порт женщины вообще не ходят, тем более одни, без сопровождения.

Аяна сжала виски. Вот он, этот мир, куда она так стремилась. Он принимает её в свои заботливые руки, которыми будет направлять её ровно так, чтобы она неотступно следовала правилам. Отчаяние, тёмное, липкое, легло ей на плечи.

Стамэ! Конда говорил это иногда вместо «стой!». Он сказал, что катис Эрсет постоянно кричал так во время тренировок, и теперь арнайское слово всегда первым приходит на ум. Оно всё чаще приходило теперь на ум и Аяне.

А Кадиар говорил что-то насчёт лазеек, и насчёт того, что иногда надо сделать вид, что подчиняешься правилам.

Они поднялись в комнату, пока Кадиар расплачивался с владельцем постоялого двора. Аяна решительно нахмурилась.

– Ладно. Если порядочным женщинам нельзя ходить по улице и ездить верхом, то я побуду неприличной.

– Что ты делаешь? – с ужасом спросила Чамэ, глядя, как Аяна скидывает своё тускло-красное платье.

– Не бойся, я не пойду голой по улице. Один человек увидел мои синие волосы и оторопел, потому что не понял, что я и ондео – это одна и та же женщина. Репутация мужа не пострадает, если вместо меня в порт пойдёт ондео.

Она вытащила примятый голубой халат и вынула гребни из волос.

– Никто не узнает меня в ондео, которая дерзко едет верхом по улице. Я улажу дела, смою краску и снова стану Аяной. Не переживай.

– Нет-нет, – поднял руку Айол. – Не торопись. Если ты проедешь по улице в таком виде, ты привлечёшь внимание и к нам тоже. Может, тогда ещё разок споёшь вечером? Денег лишних не бывает. Тебе доход, а нам – внимание и слухи.

– Лучше, конечно, если бы ты ехала и кричала, что труппа Кадиара приехала в город, но вряд ли ты станешь, да? – мечтательно сказала Ригрета.

– Не. – покачала головой Аяна. – Не-не-не. Это уже слишком.

Она поцеловала Кимата и спустилась во двор, по дороге напугав мальчика, который суеверно шарахнулся в сторону от неё в коридоре, заметив светло-синие волосы.

Улица вела на восток, потом свернула, и Аяна по узкой тропинке между домами спустилась в сторону залива, на тропу вдоль скал. Чайки летали над водой и время от времени дрались за добычу, а потом снова взмывали над берегом, тоскливо покрикивая. Ташта навострил уши. Она обернулась на маяк, который всё ещё был довольно близко, и заметила каменную лестницу, петлявшую по склону наверх, к белой башне с широкой зелёной полосой и стёклами, в которых отражалось солнце. Интересно, сколько там ступенек? Насколько далеко видно с такой высоты? Можно ли забраться на отвесную скалу с уступом, вон ту, чуть выше?

Волны плескались у скал, в каждой расщелине которых росла какая-нибудь зелень или даже небольшие цветущие деревья. Середина апреля цвела и грела, как ранний июнь в их долине. Конда говорил, что дамы носят многослойные платья. Как?! На ней под халатом из гладкой, но плотной седы была сорочка, рубашка из власки и такие же штаны, и ей было в самый раз, не холодно и не жарко, но что же будет в июле... в августе?

Аяна резко остановила Ташту. Одно небольшое деревце, росшее в неглубокой расщелине, было очень ей знакомо. Она, не веря своим глазам, спешилась, спустилась к деревцу и осторожно отщипнула одну маленькую иголку.

Купреса. Аромат, который они с мамой так любят. Аромат родного дома, только немного иной. Она жадно втягивала его носом. Да, чуть иной. Да и деревце было слегка другим. В долине купреса напоминала кустарник, а это растение больше походило на молодое деревце, да и маленьких круглых ягод, которые высыхали за зиму, оставаясь на ветках, на нём не было.

Аяна сунула руку за полу халата, вытащила нож и осторожно, одним аккуратным резким ударом срубила небольшую нижнюю ветку, прижав срез ненадолго пальцем, как ранку на теле.

– Прости, деревце, – сказала она. – Я просто тоскую по дому.