Капри - остров маленький

Может, она ждала, чтобы он проводил ее? Секунду она колебалась. Встала. Еще момент, и ее рука вспорхнула, как птица: она перекрестилась. И пошла. Мягкий звук ее легкой походки. Андрасси тоже поднялся и увидел пожилую женщину, которая молилась за колонной, или не молилась, а смотрела на него. На голове ее была черная шаль, а подбородок выдавался вперед, широкий, как деревянный башмак.

Не следует смотреть на все это нашими глазами. Итальянские церкви — не наши французские соборы. Нет любви без уважения, это правда, но и нет уважения без любви. Однако в зависимости от того, что преобладает, все может выглядеть совсем иначе. В наших церквах часто проявляется больше уважение, наверное, в ущерб любви. Суровый Бог смотрит из глубины наших храмов, наши статуи не улыбаются, и горе тому, кто оскверняет наши паперти суетными мыслями. Есть также витражи. Что значат в тех торжественных сумерках, где они царят, наши ничтожные заботы? Важно только спасение нашей души, и тот таинственный переход от жизни к смерти. Нами овладевает тягостное чувство. Готовы ли мы выдержать этот последний экзамен? Достойны ли мы той мельчайшей пылинки Надежды, которую пропускают витражи? Итальянские церкви — особенно на юге — более светлые. Они вызывают не предсмертные угрызения совести, а предчувствия веселого рая. Они предрасполагают скорее к доверию, чем к угрюмой сосредоточенности. Меньше уважения? Но, пожалуй, и больше любви. Те ничтожные заботы, которые мы набожно оставляем между дверным тамбуром и кропильницей, итальянцы доносят до подножия алтаря. Не лучше ли они, таким образом, очищаются? Влюбленные назначают свидания у статуи Святой Девы, а женщины приходят сюда посидеть и посудачить между двумя покупками. Эти особенности могут шокировать. Но Бог, он здесь, и, независимо от воли этих влюбленных и этих кумушек, возможно, одним только своим присутствием благословляет эту любовь и отнимает у сплетен частицу их яда? Церковь — божий дом, но в Италии он является таковым еще и в том смысле, какой имеют в виду, когда говорят о доме, открытом для всех, куда каждый может войти, отдохнуть и помечтать.

До самого горизонта простиралась широкая окружность моря и небо, похожее на чашу, гладкое и совершенно цельное, без единой трещины. А ближе — каемка, испещренная зернистостью скал, валунов, агав.

Перед полосатыми пляжными кабинами тянулся узкий настил, на котором женщины предлагали солнцу свои пока еще бледные спины и руки.

Красавчик Четрилли вышел из кабины, медленно повернулся, чтобы закрыть ее, любезно предлагая спину и свои стальные ягодицы взору Лауры Мисси, которая ждала его. Она тоже была в купальнике, в раздельном купальнике, сшитом из голубой жатой материи, напоминавшей пчелиные гнезда, но сама она по-прежнему оставалась невзрачной. Четрилли сделал несколько шагов и на фоне ярко-голубого моря и тоже голубого, но более светлого неба сделал несколько дыхательных упражнений. Такая жестикуляция, он знал это, приводила в движение его лопатки, и они становились неотразимыми. Он обернулся, чтобы посмотреть, какое впечатление это произведет на Лауру Мисси. Увы! Она не обратила на них внимания. К ней подошел старший из ее детей, маленький мальчик четырех лет, и что-то сказал ей. Четрилли подошел, ласково улыбаясь.

— Сандро… Сандрино… Сандриетто, — сказал он нежным голосом.

Он взял ребенка на руки, прижал его к своему безукоризненному торсу.

— Я обожаю этого малыша, — сообщил он, вдыхая воздух.

Госпожа Мисси призналась ему, что любит своих детей. Так что нужно было об этом помнить.

— Я научу тебя разным играм, вот увидишь.

Лаура Мисси смотрела на них. Она смотрела сразу на все вместе: на худенькие ноги своего малыша и на грудь Четрилли. Скорее всего, ей и в голову никогда не могло прийти, что у отцовской любви может быть такая великолепная грудная клетка и такие узкие плавки.

В этот момент к ним подошла гувернантка, крупная краснощекая девушка.

— Hallo, Fraulein! Теперь дорогой Сандрино должен вернуться со своей доброй гувернанткой. Nicht wahr, Fraulein?

Четрилли на всякий случай уделил немного своего очарования и гувернантке. Бывают ведь женщины, которые настолько глупы, что прислушиваются к советам прислуги. Это тоже следовало учитывать.

— Потому что милая мамочка Сандрино поедет кататься на лодке с большим другом Сандрино. Не правда ли?

Госпожа Мисси захлопала глазами. Четрилли улыбнулся. Он считал, что когда женщина теряет голос, то это кое-что значит.

— Идемте! — предложил он.

Они пошли по гальке. Четрилли толкнул лодку в море. Помогая Лауре войти в нее, он постарался сделать так, чтобы она на секунду задержалась у него на груди, и заметил, как ему показалось, что ей это понравилось.

— Любовь моя, — произнес он.

— Негодник, — ответила она.