— Готовься! — пробормотал боцман.
Мистер Бэкер прочел
— Выше! — пробормотал боцман сердито.
Головы поднялись. Все беспокойно задвигались, но Джемс Уэйт и не думал уходить. Даже в смерти, спеленутый навеки, он все еще, казалось, цеплялся за корабль своим не умирающим страхом.
— Выше, поднимай! — свирепо прошептал боцман.
— Он не хочет уходить, — пробормотал трясущимся голосом один из помогавших матросов, и оба, казалось, вот-вот бросят все и убегут.
Мистер Бэкер ждал, закрыв лицо молитвенником и нервно шаркая ногами: из середины толпы раздался слабый гудящий шум, который разрастался, становясь все громче.
— Джимми! — крикнул Бельфаст плачущим голосом, и всех нас на секунду охватила дрожь ужаса.
— Джимми, будь мужчиной! — страстно воскликнул он. Все рты были широко раскрыты. Расширенные глаза не мигали. Бельфаст дико таращил глаза, весь корчась от возбуждения; туловище его выгибалось вперед, точно у человека, старающегося разглядеть что-то невыразимо ужасное. — Иди! — крикнул он, и, прыгнул, вытянув вперед руки. — Иди, Джимми! Джимми, иди! Иди! — Его пальцы прикоснулись к голове трупа; серый тюк вдруг неохотно двинулся и соскользнул с поднятых досок с неожиданностью блеснувшей молнии. Вся толпа, как один человек, сделала шаг вперед; глубокое «А! А!» — вырвалось, вибрируя, из широких грудей. Корабль заколыхался, словно освободившись от нечистого бремени; паруса захлопали. Бельфаст, поддерживаемый Арчи, истерически всхлипывал; Чарли, стремясь посмотреть последнее плавание Джимми, лихорадочно бросился к перилам, но опоздал и не увидел ничего, кроме слабого круга исчезающей ряби.
Мистер Бэкер, сильно потея, дочитал последнюю молитву среди глухого ропота взволнованных людей и хлопающих парусов.
— Аминь, — произнес он нетвердым рычанием и закрыл книгу.
— Выпрямить реи! — загремел голос над их головами.
Вся команда подпрыгнула, кое-кто выронил фуражки. Мистер Бэкер удивленно поднял голову. Шкипер, стоя на уступе юта, указывал на запад.
— Поднимается ветер, — сказал он, — выпрямить реи! Живее, ребята.
Мистер Бэкер торопливо втиснул молитвенник в карман.
— Вперед — отдай фока галс! — заорал он радостно, сразу оживившись. — Выпрямить фока-реи — эй, вы там, левая вахта.
— Попутный ветер — попутный ветер! — бормотали матросы, направляясь к брасам.
— Что я говорил вам? — бормотал старый Сингльтон, торопливо и энергично сбрасывая вниз бухту за бухтой. — Я знал, что так будет. Как он ушел, так ветер и поднялся.
Ветер поднялся, точно глубокий мощный вздох. Паруса наполнились, корабль наддал ходу, и пробуждающееся море начало сонно нашептывать людям о доме.
В эту ночь, в то время, как корабль, подгоняемый освежающим ветром, вспенивая воду, несся к северу, боцман изливал свою душу у койки плотника.
— От этого малого только смута одна завелась, — сказал он, — с самой той минуты, как он поднялся на корабль. Помните эту ночь в Бомбее? Он держал в ежовых рукавицах эту мягкотелую команду, грубил старику… Мы сдуру перли через весь затопленный корабль, чтобы спасти его… Чуть до бунта не дошло, и все из-за него, — а теперь подшкипер распек меня, как щенка какого-нибудь, за то, что я забыл смазать салом эти доски. Я и вправду забыл, но и тебе, пожалуй, не следовало оставлять торчащий гвоздь, а, плотник?
— А тебе, пожалуй, тоже не следовало выбрасывать за борт все мои инструменты ради него. Что ты, сопливый молокосос, что ли? — возразил суровый плотник. — А теперь он пошел вслед за ними, — прибавил он непримиримым тоном.
— На стоянке в Китае, помню, раз адмирал говорит мне… — начал парусный мастер.
Неделю спустя «Нарцисс» вошел в канал.