Капризная маркиза

— Слушай, Жанн! — Кеша обрадовано заулыбался. — Сегодня ладно — праздник, котлеты-запеканка, пятое-десятое, но завтра-то день свободный! Можно в кунсткамеру здешнюю смотаться. Мы рекламу в метро видели — полный улет! Виселицы, гильотины — все настоящее с тех самых времен, прикидываешь? Орудия пыток, сапоги испанские, топоры, кости древние…

— Не-е… — Гоша замотал головой. — Этого отстоя и у нас полно. Лучше по катакомбам прогуляться. Во, где главные кости! Их туда специально нагребли — со всего города.

— Ага, говорят, миллионов шесть-семь захоронено!

— И кладбище рядом. Знаешь, Жанн, какие у них офигенные кладбища! Прямо города целые. Памятники — как дома! Заходи и живи.

— Склепы, дубина!

— Ну, склепы, дома — какая разница. Главное — зайти можно, в окна заглянуть.

— Заглядывал один такой — получил по гляделкам…

— Это, наверное, кладбище Монпарнас или Монруж, — припомнила я. Надо же было ответить этим двум эрудитам. — Там, между прочим, Бодлер похоронен, Мопассан с Сартром. А еще Огюст Бартольди.

— Это еще что за монстр из Монстропулуса?

— Это не монстр, а автор Статуи Свободы.

— Иди ты! Той, что на Манхэттене?

— Ну да.

— Клево! Я бы еще в Бастилию сползал, — поделился мечтой Кеша. — Жаль, разрушили. Там еще Жан Маре сидел, и маски такие прикольные узникам выдавали…

— Железные!

— Но-о… Типа, щёлк — и на замочек специальный. И до самой, значит, свадьбы…

— Смерти, дубина!

— Ну, смерти… Все равно долго! Там же чешется все! Как можно не снимать столько лет? А если курить охота или высморкаться? Я вон в гипсе три недели ходил — и то, блин, умучился.

— Ноги под Трамвая нечего было совать.

— Под трамвай? — испугалась я.

— Да не-е… Трамвай — это у нас жлоб один. Здоровый такой! Может двадцать пирожков за раз сшамать. Ну и кликуха соответствующая — Трамвай. А этот балбес подножку ему поставил — под центнер этот ходячий. Трамвай, конечно, хряпнулся, но и колено нашему куренку попортил.

— Сам ты куренок!

— Пошел ты!

— Сам пошел… — Кеша покосился на ручные часы и ойкнул. — Слушай, нас олдеры точняк прикончат. Вон сколько уже шатаемся.

Взглянув на меня, Гоша смущенно колупнул в ухе.

— Сама-то где остановилась?

— Пока нигде. У меня родители здесь живут, у них квартира своя.

— Круто!

— Да ничего особенного…

— Но ты смотри. Если получится, забегай в «Старую Шляпу». В десять мы там уже засядем. А так-то мы в «Сан-Мари» остановились.

— «Сан-Мэри», — поправил Кеша.

— Мари — Мэри какая разница! Лучше телефон Жанне запиши…

Кеша на клочке бумаги старательно прописал номер.

— Это мой сотик, звони, если что.

— И просто так звони. Что мы, не люди? По Парижу покрутимся, на кладбищах посидим…

В эту минуту они показались мне такими смешными и такими чудесными, что пришлось чмокнуть того и другого в щеку. Кеша немедленно покраснел, Гоша растерялся.

— Ты звони, — чуть ли не жалобно повторил он. — Покалякаем.

— Обязательно, — пообещала я.

8

«Жаннет спешила по улице, едва не подпрыгивая. Жизнь вокруг снова пузырила и пенилась. Огни рекламы муравьиной чередой змеились по крышам, небо рисовало в ответ звездных зверюшек. Некто усмешливый, бородатый постоянно вмешивался в события: накуривал сверху облаков, разгонял их незримой ладонью, а после щелчком посылал к горизонту непотушенные окурки. Люди ошибочно принимали их за метеориты…»

Как бы то ни было, но «гоблины», в самом деле, подняли мне настроение. Да и чего я на них взъелась? Нормальные ребята! С придурью, понятно, с ветерком из ушей, но это ж обычное дело. Покажите мне человека абсолютно адекватного, и непременно угодите пальцем в небо. Потому что самые нормальные — они и есть самые страшные. Конечно, обратное правило тоже не всегда срабатывает, но это уже из серии головоломок для взрослых. Их ведь хлебом не корми — дай поделить все на виды и подклассы, на жанры, форматы и категории. Просто «хорошо» и «плохо» их не устраивает. Очень уж велик риск оказаться посмешищем.

Кстати, сотовый мой по-прежнему молчал. Это значило, что папа Сережа до сих пор пребывает в неведении. Скорее всего, на свой страх и риск Пьер продолжал поиски втихую, опасаясь сообщать боссу о случившемся. С другой стороны, отец и сам мог бы мне позвонить. Спросить, например, как долетела, как самочувствие. Неужели настолько занят, что нет пары минут для звонка? Или неудобно? Дома-то оставил, небось, письмо с извинениями, подарок — на них и рассчитывал. Вроде как прочитаю, примерю подарочек, пущу слезу и примирюсь…

На мгновение мне стало любопытно, что за подарок такой приготовил мне папа, но я тут же себя одернула. Что бы там ни было, а партнеры для него оказались дороже. А раз так, не стоило и выклянчивать меня у мамы. Снова ведь спорили по телефону, где будет справлять Новый год их ненаглядная дочура. И как спорили! За двумя дверями было слышно! Я уже минуты через три поняла, что мама меня проспорила. Даже, дурочка такая, обрадовалась поначалу! Как же, Новый год в Париже! Да еще с папой! Вот и получила…