Капризный ангел

Она бросила взгляд на колечко на левой руке, и в ту же минуту с уст Тильды само собой сорвалось неожиданное объяснение:

– Мой… мой муж, с ним случилось несчастье. У нас неприятности. Ужасные неприятности, и все из-за студентов.

– Да уж наслышана! Говорят, они опять взбунтовались. Как же надоела эта молодежь с этими своими вечными протестами! Давно пора найти на них управу, честное слово!

– Ну да! Вот и полиция хотела задержать нас, приняв за студентов. И моего мужа… ранили в ногу, – закончила Тильда, лихорадочно соображая, какова может быть реакция хозяйки на подобное признание.

– В него стреляли? – удивилась та. – И где же он сейчас? – и, не дожидаясь ответа, прошла в комнату.

Рудольф все еще спал, и дыхание его было по-прежнему тяжелым.

Женщина внимательно глянула на него, и от ее зоркого глаза не укрылась бутылочка с настойкой опия, которую Тильда оставила на столике возле кровати.

– Вы ему дали этих капель? – спросила она у Тильды.

– Да, и, наверное, он выпил слишком много. Но он так страдал от боли. Я перебинтовала ему ногу, а потом дала капель. Я думала, что это правильно.

Женщина приподняла перину и посмотрела на перебинтованную ногу. Пятна крови снова выступили на марлевой повязке.

– Я сделала все, что могла, – добавила Тильда извиняющимся тоном. – Бинты и марлевые салфетки я нашла у вас в шкафчике на кухне.

– И вам очень повезло, что вы их нашли, – заметила хозяйка и внимательно оглядела Тильду. Нежное испуганное личико в обрамлении светлых волос, зеленая баварская курка поверх деревенского костюма, который баварские девушки обычно носят по праздникам.

Неожиданно женщина улыбнулась.

– Вы еще слишком молоды для того, чтобы иметь неприятности с полицией, – сказала она. – А тут столько всего на вас навалилось! Преследование полиции, ранение мужа, перевязка раны.

– Да. Теперь вы знаете, как мы у вас очутились. Когда я увидела ваш домик, то решила, что в доме кто-то есть. Дверь была открыта, и мы вошли. Но он в любом случае уже не мог идти дальше.

– Вы поступили абсолютно правильно! – одобрила ее женщина. – Что ж, позвольте представиться. Меня зовут фрау Штрудель. Я – местная акушерка.

– Так вот почему у вас в шкафчике полно бинтов и марлевых салфеток!

– Именно! Я только что помогала в деревне одной роженице, поэтому меня и не было дома.

Они снова вернулись на кухню.

– Прошу прощения за учиненный тут беспорядок, – торопливо проговорила Тильда. – И за наше непрошеное вторжение тоже. Но мы все оплатим! – добавила она как можно увереннее.

Хотя у самой Тильды денег не было, в кармане курки Рудольфа она уже успела нащупать туго набитый кошелек. Да и по тому, как почтительно разговаривал с ним швейцар вчера вечером в ресторане, она поняла, что ее спутник – далеко не бедный человек.

– Ну, никакого особого беспорядка я тут не вижу, так что не переживайте! – заметила хозяйка. – А как вас зовут?

– Тильда. А мужа – Рудольф Вебер, – выпалила она первую пришедшую ей в голову немецкую фамилию, по лицу женщины догадавшись, что ее интересует не только их имена, но и фамилия.

– Хорошо, фрау Вебер. Сейчас я осмотрю ногу вашего мужа. А вы в это время займитесь крыльцом.

– Крыльцом? – удивленно переспросила ее Тильда.

– Ну да. Вы ведь не хотите, чтобы вас обнаружили в моем доме, не так ли? А тут все ступеньки выпачканы кровью. Согласитесь, это сразу же бросится в глаза любому, кто надумает ко мне заглянуть.

– Ни в коем случае! – с жаром выпалила Тильда. – Никто не должен знать, что мы ночевали у вас. Мы уедем отсюда, как только сможем.

– Судя по разговорам, которые я слышала утром в деревне, возвращаться в Мюнхен пока не стоит. Там, говорят, начались самые настоящие погромы. Студенты пытаются силой очистить город от иностранцев, – женщина засмеялась. – Ох уж эти ревнители баварской чистоты! Вечно они против чего-нибудь протестуют, наши студенты. Мы давно уже перестали обращать на них внимание. И на их протесты тоже. Но вы, насколько я понимаю, не из местных?

– Я – англичанка, а мой муж – уроженец Обернии.

– Следовательно, вы тоже теперь – обернийка, как и он. Что в сложившихся обстоятельствах очень плохо. Наши студенты ненавидят обернийцев прямо-таки лютой ненавистью. Впрочем, трудно сказать, кого они любят. Разве что самих себя.

С этими словами фрау Штрудель сбросила с себя пальто и повязала фартук. Потом достала из шкафчика свежие бинты.

– Итак, я иду к вашему мужу, фрау Вебер! А вы займитесь крыльцом! – скомандовала она девушке. – Ступеньки должны сверкать чистотой. Ко мне могут пожаловать в любую минуту.

Тильда стала растерянно озираться по сторонам. Ей еще ни разу в жизни не доводилось мыть крыльцо. Да и вообще делать что-то, хоть отдаленно напоминающее мытье полов. Но деваться некуда!

Потребуются ведро, щетка и мыло, решила она про себя. И фрау Штрудель, словно прочитав ее мысли, сказала:

– Под умывальником вы найдете все, что вам нужно. Там же лежит половичок, на который вы можете встать, когда будете драить ступеньки. Не ползать же вам на коленях по грязным доскам!

– Да, конечно, – неуверенно согласилась Тильда. – А где у вас вода?