Капризы юной леди

То обстоятельство, что его дочь на время охоты постоянно останавливалась у Гунтрамов, считалось для них честью и объяснялось исключительно дружбой графини с миссис Гунтрам. Но то, что сам Морленд посетил ферму своего бывшего подчиненного, являлось событием, возбудившим почтительное изумление во всем Берклее.

– Ну, как ты находишь его? – спросил Адальберт, когда после первых приветствий Морленд с дочерью ушел в ее комнаты. – Ты не видел его целых восемь лет, изменился он на твой взгляд?

– Почти нет, – ответил Зигварт, стоявший с хозяином на веранде. – Он стал еще на несколько градусов холоднее, и в нем еще прибавилось самоуверенности и надменного чувства своего превосходства. В сущности, это вполне понятно в человеке, достигшем таких колоссальных успехов. Он вообще всегда был не способен на теплые чувства. Может быть, дочь составляет для него исключение, но и отцовских чувств он никогда не проявлял.

– Как бы то ни было, но это неожиданное посещение мне очень приятно, – весело сказал Гунтрам, – я теперь стану известной особой, перед которой будут заискивать и в Берклее, и в Хейзлтоне. Все городские газеты постоянно сообщают о поездках и местопребывании «великого Вильяма», и его визит ко мне будет зарегистрирован. Меня нисколько не удивит, если сюда явятся несколько репортеров и начнут интервьюировать меня, зачем именно он сюда приехал, а затем в газетах появится описание моей фермы. Что же? Мне это не вредит.

– Неужели у вас так далеко заходит преклонение перед долларом? Это, пожалуй, еще хуже, чем заискивание при дворах наших царствующих особ. После этого нечего и удивляться, если такие тузы теряют над собой контроль и чувствуют себя абсолютными самодержцами.

Зигварт хотел войти в дом, но Адальберт остановил его.

– Герман, в последнее время тебе не бросилось в глаза поведение Дитриха?

– Он, кажется, стал большим нелюдимом, почти постоянно в лесу со своим ружьем.

– И всегда один. Алиса его, очевидно, отвергла. Она настояла, чтобы мы ездили с ней на охоту, а его не приглашает. Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Нет, в таком деле господин фон Залек вряд ли взял бы меня в поверенные.

– Я надеялся, что тот случай на охоте положит конец вашим натянутым отношениям, – с упреком возразил Адальберт. – Ведь ты обязан ему жизнью.

– Я благодарил его, но он так резко отклонил мою благодарность, что мне пришлось замолчать. Вообще многое в этом деле осталось для меня загадкой. Выстрел, наверное, был сделан из его ружья?

– Разумеется! Я промахнулся, а ты упал, не успев выстрелить во второй раз. Кроме того, ведь Алиса закричала нам, что он мастерски попал в цель.

– Да, да, – ответил Зигварт. – Ну, что же, если он и не хочет принимать мою благодарность, я, во всяком случае, исполнил свой долг.

С этими словами он вошел в дом, явно не желая продолжать разговор.

Наверху в комнате Алисы у окна стоял Морленд. Внешне он мало изменился, хотя ему уже перевалило за шестьдесят, но в его лице ни одна черта не говорила об утомлении или упадке сил. Для этой железной натуры работа служила жизненным эликсиром. Пока он трудился, старость не решалась к нему приблизиться.

– Ну, я исполнил твое желание, хотя ты мне и не объяснила его причины, – сказал он, обращаясь к дочери, – но теперь мне хотелось бы узнать, что побудило тебя написать мне.

– Тебе было нетрудно исполнить мое желание, – уклончиво ответила Алиса, – ты был в Берклее, и вместо того, чтобы встретиться с тобой там, как это было условлено, мне хотелось, чтобы ты заехал за мной сюда. Ведь это всего час езды.

– Это не имеет значения, но ты знаешь, что значит мой личный приезд, если он не вызван деловыми соображениями, а выглядит как визит. Я неплохо отношусь к Гунтраму, он всегда прекрасно выполнял свои обязанности, но на подобное исключительное внимание не может претендовать.

В этих словах вылилось все надменное высокомерие «короля долларов». Человек, спасший когда-то его дело, имел для него значение исключительно как рабочая сила, ему соответственно заплатили за его труд, но на личное расположение он не имел права рассчитывать. Алиса подошла к отцу.

– Ты ведь никогда ничего не имел против моей дружбы с Траудль и моих приездов сюда. Теперь я сразу обращаюсь к тебе со второй просьбой. Послезавтра в Хейзлтоне состоится конгресс журналистов. Ты хотел устроить большой раут, и я сокращаю свое пребывание здесь, чтобы исполнить обязанности хозяйки дома. Я уже не раз пользовалась гостеприимством Гунтрамов, а они так редко уезжают из своей глуши. Не пригласишь ли ты их к нам на будущей неделе? Конечно, следует пригласить и Зигварта, который теперь гостит у друга.

– Но почему ты не сделаешь этого сама? – с удивлением спросил Морленд. – Ты знаешь, что в этом отношении я предоставляю тебе полную свободу, не было ни малейшей надобности вызывать меня сюда.