Капризы юной леди

Гостей принимала графиня Алиса в великолепном туалете, сверкавшем драгоценностями. Стоя рядом с отцом, она была окружена тесной толпой, которая восхищалась ею, курила ей фимиам, а она принимала поклонения с видом царицы, привыкшей к подобной дани ее красоте. Она действительно походила на царицу, и Морленд смотрел на нее с чувством удовлетворенной гордости. Он понимал, чем обладал в лице этой красавицы-дочери. В конце концов будет, пожалуй, лучше, если она выберет себе второго мужа здесь, в Америке. Став миссис Торнтон, она будет жить в Нью-Йорке, куда он сам часто ездил, и может подолгу гостить в Хейзлтоне. Таким образом, ему не придется с ней расставаться.

Алиса, по-видимому, подчинилась его желаниям: она была все время любезна и внимательна к мистеру Торнтону, который был от нее в восторге.

Зигварт, принимавший участие в одной общей экскурсии, немного запоздал. Когда он вернулся на виллу, Гунтрам с женой уже уехали. Он встретился с ними на рауте, и Адальберт воспользовался первым удобным случаем, чтобы отвести его в сторону.

– Я должен сообщить тебе удивительную новость, – начал он. – Сегодня я получил письмо от Дитриха. Представь себе, он поехал в Нью-Йорк!

– Дитрих Залек? – спросил удивленный Зигварт. – Он ни словом не намекал на подобное намерение.

– Он, вероятно, и сам не имел его и не думал о нем до получения приглашения из «Герольда». Газета снаряжает экспедицию к Северному полюсу. Помнишь, мы еще недавно обсуждали с тобой этот вопрос, когда он был затронут в печати?

– Да, помню, но разве Залек имеет какое-нибудь отношение к газете и ее сотрудникам?

– Ни малейшего. По-видимому, и для него это явилось полной неожиданностью.

– Тогда в это дело замешана графиня Алиса, – решительно произнес Зигварт. – Ведь мистер Торнтон – гость ее отца.

– Мне тоже это пришло в голову. Очень возможно, что Дитрих питал слишком смелые надежды, пожалуй, даже сделал предложение, но, очевидно, получил отказ. Об этом можно судить по тому, что в последнее время он отвергнут Алисой, хотя прежде она как будто поощряла его. Потом ей, вероятно, стало жаль его, и она захотела похлопотать за него.

– Или просто хотела удалить его отсюда, – задумчиво проговорил Герман. – Но для чего?

– Может быть, Траудль узнает что-нибудь, но пока она так же удивлена, как и я сам. Во всяком случае, здесь какая-то загадка. Участники экспедиции давно уже подобраны, так как она отправляется через три недели. Тут действовало чье-то сильное влияние.

– Вероятно, – рассеянно ответил Зигварт, все еще занятый своими мыслями.

– Как бы то ни было, но это приглашение совершенно меняет всю его жизнь. На два или на три года, как и все участники экспедиции, он совершенно избавлен от материальных забот, а если счастливо вернется, то перед ним окажутся открытыми многие пути. Он, вероятно, и сам понял это, потому что согласился, ни минуты не колеблясь.

В это время к оконной нише подошла Траудль. Она была прелестна в воздушном розовом платье, правда, слишком простом по сравнению с туалетами знатных городских дам, соперничавших друг с другом в роскоши нарядов и блеске драгоценностей, но благодаря своей ослепительной свежести и девичьей стройности фигуры нисколько не теряла от такого соседства.

– До Алисы сегодня не доберешься, – весело сказала она. – Мне едва удалось перекинуться с ней несколькими словами. Ну, Герман, что вы скажете об этом торжестве? На нашей милой старой родине не знают ничего подобного.

– Нет, да и слава богу. Мы еще не знакомы с такими пирами Мамона[6], который собирает вокруг себя всех своих подчиненных, чтобы они льстили ему. В этом свободная Америка перегнала нас.

– И не стыдно вам так говорить? Мы ведь все здесь в гостях.

– Приглашены, чтобы исполнять свою обязанность, то есть выражать восхищение. Я, к сожалению, не расположен к этому и считаю достойным порицания равнодушие к этим выставкам своего богатства, которые на меня не производят никакого впечатления.

– Как серьезно вы смотрите на вещи! – рассмеялась Траудль. – А мы без всяких размышлений наслаждаемся этим праздником. Он так прекрасен!

– Берегись, Адальберт! Твоя жена начинает портиться в Хейзлтоне. Тебе потом придется повозиться с ней, и она отравит тебе жизнь.

– Нет, я лучше знаю свою Траудль, – возразил Адальберт. – Ей не повредит побывать раз-другой в таком роскошном обществе.

– Разумеется, когда мы завтра вернемся домой, я точно так же буду радоваться детям, и дяде Гофштетеру, и нашему милому, залитому солнцем домику. Мой Адя хорошо знает меня! – и Траудль улыбнулась мужу.

Он украдкой сжал ее руку в своей и тихо, с глубокой нежностью, проговорил:

– Моя маленькая златокудрая Труда!

Зигварт молча смотрел на эту счастливую пару. Эта женщина еще девочкой готова была умереть с любимым человеком, а потом так мужественно и преданно делила с ним его судьбу и не покинет его до конца жизни ни в радости, ни в горе. Это был его идеал женщины. Именно такой должна быть та женщина, которую он введет когда-нибудь в свой дом: только такой брак может быть залогом счастья.