Так гадал Антонио Перес, отдыхая в тени вековых деревьев. Уже одно то, что у него были сомнения относительно намерений маркизы, говорило о происшедших с ним переменах. Сегодняшняя встреча и злая ирония маркизы де Шантенак убедили Антонино в его предположениях. Она усомнилась в его испанском происхождении! Можно ли выразить свои намерения яснее? Разве не вошло в поговорку, что испанец скор на любовь так же, как и на ревность? О Испания, благословенная земля жгучего солнца и ослепительных красок, страна, где вожделение и благочестие идут рука об руку, где страсть и покаяние неразлучны, где сам воздух напоен любовью! Действительно, разве сын такой страны может остаться равнодушным к заигрываниям прекрасной дамы? Антонио был испанцем, и он докажет это маркизе де Шантенак! Сегодняшняя встреча разбудила его сердце, погруженное в дремотный покой. Глядя на горные вершины, Антонио принялся вспоминать давешний разговор.
Как и во время предыдущих встреч, маркиза упрекала его в том, что он никогда не бывает у нее в гостях в замке Шантенак и не отвечает на ее частые визиты в По.
– Вы молоды, красивы и одиноки, мадам! Люди же злы. Мои визиты в Шантенак могут вызвать сплетни и пересуды, – оправдывался Антонио.
– Неужели вашу испанскую гордость способно задеть злословие пустых и никчемных глупцов?
– Я думаю о вас, мадам.
– Обо мне? – Маркиза горько усмехнулась. – За моей спиной злословят уже давно. Я стараюсь не замечать косых взглядов, не слышать оскорбительного шепота. Даже слуги в этом замке дерзят мне.
– Тогда почему же вы здесь бываете? – без обиняков спросил Антонио. Но, заметив внезапно изменившееся выражение лица маркизы, поспешно добавил: – Простите меня, я знаю, что вами руководят милосердие и доброта, я ценю ваше отношение, но…
– Милосердие? – резко оборвала его маркиза и с невеселым смехом еще раз повторила: – Вы сказали, милосердие?
– Но если не милосердие, не сострадание к моим бедам, то что же?
– Об этом вам лучше спросить самого себя, – маркиза залилась румянцем и отвела взгляд от его темных, вопрошающих глаз.
– Маркиза… – Он запнулся. – Я не смею…
– Не смеете?
– Как я могу?! Я уже не молод, тело мое разбито, а душа онемела от несчастий, постигших меня. Вы же в расцвете молодости и красоты.
Маркиза посмотрела в усталое лицо, на котором страдания и беды оставили неизгладимые морщины, и мягко ответила:
– Завтра вы приедете ко мне в Шантенак, друг мой.
– Я испанец, а для испанца «завтра» не существует.
– На этот раз оно наступит. Я жду вас завтра.
Антонио поднял голову и встретил требовательный и нежный взгляд маркизы.
– Мне не следует приезжать в Шантенак. Так будет лучше.
Ее синие глаза потемнели от гнева, и в голосе прозвучала злая насмешка:
– И это истинный испанец! Не верю!
Антонио, сам того не желая, своей робостью, боязнью лишиться обретенного покоя оскорбил молодую женщину. Он должен загладить свою вину, и сделать это единственно возможным образом – к такому решению пришел он, глядя на суровые и прекрасные вершины Пиренейского хребта.
Час спустя в одном из королевских покоев замка По Антонио Перес объявил своему верному конюшему Хуану де Мезе о намерении посетить на следующий день замок Шантенак.
– Но благоразумно ли это, дон Антонио? – озабоченно спросил своего господина верный Хуан.
– Конечно, нет, – с легкой улыбкой ответил дон Антонио, – поэтому я и еду.
Утром следующего дня Антонио Перес отправился в путь в сопровождении единственного слуги. Преданный Хуан рвался поехать вместе со своим господином, но Антонио дал конюшему другое поручение. Дорога в замок Шантенак была недолгой; расстояние в три мили Антонио преодолел верхом на неторопливом муле, привыкшем возить высокопоставленных сановников Святой Церкви.
Хозяева Шантенака отличались знатностью, гордостью и бедностью. Родословная их была длинна, а доходы невелики. Последний маркиз де Шантенак особенно сильно страдал от этой несправедливости, но все его попытки поправить дела терпели неудачу из-за приобретенного в юности пристрастия к карточной игре. Повсюду в замке были видны признаки упадка и запустения. Он располагался на небольшом холме, у подножия которого пенился узкий, но очень бурный поток. Высокие стены укреплений, некогда мощные угловые башни, по-видимому, раньше производили внушительное впечатление, но сейчас обветшали и начали кое-где разрушаться.